- Слышал о вашем походе, - сказал он. - Расскажите, кто да кто...
Я рассказал коротко. Он внимательно слушал, затягиваясь "Примой".
- Это не худо, конечно, но... - сделал движение рукой, как бы желая сказать "толку не будет", однако не сказал.
И тут я ляпнул - черт меня дернул за язык! - о том, что прочитал письмо Солженицына. Александр Трифонович спросил быстро:
- Где взяли?
Я сказал: в редакции, на первом этаже.
Он изменился в лице. Глядя на меня белыми остановившимися глазами, крикнул:
- Кто вам дал письмо?
Тут я понял, что совершил ужасную глупость. Я сказал:
- Нет, Александр Трифонович, я вам сказать не могу.
- Анна Самойловна? - кричал он. - Кто дал письмо? Не хотите говорить? Ну хорошо, а как вы к этому письму относитесь?
Он сверлил меня взглядом такой ярости, что я опешил, забормотал невнятное:
- По-моему, очень... сильное письмо...
- Это не письмо, а листовка! Провокация! Нож в спину тем, кто хотел ему помочь! Зачем это сделано? Для того чтобы шум поднять, тарарам на весь свет? - орал он, мечась по кабинету, в то время как я стоял неподвижно, как соляной столб, оглушенный криком и смыслом того, что до меня долетало. Кому на руку? Только его и нашим врагам! И в каком виде мы теперь предстаем? Мы же головы ломаем, мы на все идем, чтобы его спасти, а он на всех наплевал! Темечко-то не выдержало, голова от всемирной славы кругом пошла! Нет, я к этому человеку не могу теперь относиться, как прежде...
И что-то еще кричал. Даже кулаком стучал по столу. Никогда не видел его в таком состоянии - истинного бешенства. Я, грешным делом, подумал - после уж, задним числом, а в ту минуту я и думать не мог, только лишь трепетал и сокрушался по поводу собственной глупости, - что шуму и крику чересчур много для меня одного. Ей-богу, тут был какой-то перехлест. Он словно взорвался и шарахнул в меня всем, что копилось днями. Выкричал то, чего не докричал вчерашнему гостю. Гнев и мысли накатили с опозданием.
Но, может, этак кричать и буйствовать было ему для чего-то необходимо, ведь редакция - организм сложный, непрозрачный, попробуй разберись в нем со стороны...
Я вышел из кабинета, пошатываясь, ничего не понимая, кроме одного - что я идиот.
Не заходя никуда, я пошел домой. Вечером посыпались телефонные звонки от людей, близких к "Новому миру". Берзер я встретил днем у железной калитки - я выходил из редакции, она туда возвращалась. Рассказал в двух словах, что произошло. Ася побледнела.
- Какое счастье, что меня не было в журнале! - сказала она, бросаясь к подъезду с таким пылом, будто в помещении начался пожар и надо спасать детей.