- Спасибо, Алеха, за заботу твою. За немца того - особо.
- Нашли о чем вспоминать,- отмахнулся растроганный Шимбуев.
- ...ревела бы сейчас Настенька, умывалась слезами...
Шимбуев посмотрел на затосковавшего комбата и, проникаясь состраданием, спросил:
- Карточку покажете?
Роман вспомнил заплаканное лицо Настеньки, ее теплые руки с протянутой фотографией. Фотографию она держала так, как держали икону в старину, благословляя уходящих на войну служивых.
- Я тут плохо вышла,- говорила она,- никому не показывай. Только для тебя.
Вспомнив это, грустно ответил Шимбуеву:
- Настенька не любит, когда на нее посторонние смотрят.
Алеха растерянно помигал, вернулся к своим обязанностям:
- Сейчас умыться принесу, потом завтракать. Коломиец из ПФС кое-что трофейного прихватил. У него земляк там.
Высказав это, Шимбуев проворно покинул спальню Пятницкого.
Разглядывая себя в не выпавшем из рамы клинышке разбитого зеркала, криво висевшего на стене, увидел позади поднятую в любопытной настороженности морду потревоженной и забытой теперь собаки. Она лежала на прежнем месте и присматривалась к происходящему.
В жизни Романа был один-единственный четвероногий дружок - Бобик, дворняжка, хвост крендельком. Завел, кажется, в девятом классе. На книжку выменял.
Еще в училище написали из дома, что окривел Бобик. Кто-то вышиб глаз палкой. Позже собачники поймали на петлю из проволоки. Как давно это было! Сто лет назад.
Пятницкий перебирал шерсть за ухом покорно лежащего пса - исхудавшего, шейные позвонки как трубка противогазная - и разговаривал с ним:
- Что, набрался страху, как я завопил? То-то, не лезь в постель, не лижись... Сколько же тебе месяцев? Три? Пять? Где хозяева? Нас испугались, удрали? Как тебя звать? Бобик, Шарик? Кабыздох? Э-эх ты...
Пятницкий поднялся. Встал и пес. Хо-орош пес! Подкормить - матерый вырастет.
Вернулся Тимофей Григорьевич.
- Идемте завтракать, товарищ комбат. Шимбуев стол изладил, как в ресторане. Где только видел такое, мамкин сын. Вилку, говорит, слева, ножик - справа...
Перехватив направленный на собаку взгляд Пятницкого, Тимофей Григорьевич потер переносицу. В самый раз бы скуластому лейтенанту с собачкой возиться, книжки читать, с девчонками обниматься, а он - подумать только! - батареей командует, дивизионом стрелять доверяют. Шутка ли, сидеть под носом у немцев и бить по ним из орудий, которые черт знает где! Такое на финской повидал, но думал, что это под силу только тем, у кого ромбы в петлицах...
- Командирам взводов сказали про завтрак? - спросил Пятницкий.