Старшина натренированно, с профессиональной лов-Костью юркнул из стойла, моментально перехватил автомат со спины, крепкой ладонью обвил рукоятку.
- Я знаю, что сказать,- надменно оскалил он редкие, синевой отдающие зубы и скрылся за дверью - будто и не было его.
- Час от часу не легче,- тяжело вздохнул Мурашов.- Черт бы его побрал, эту гордость дивизии. Свалился на мою голову. Ты еще, лейтенант, масла в огонь.
- Барский дом и трофеи в нем - выдавил Рогозин через подрагивающие губы.
Поразительно, но все происшедшее будто не тронуло Пятницкого, не задело ни за один чувствительный нерв, даже развеселило малость, думать заставило. К тому, что задумал, вспомнив о трофейных гранатометах, и для чего посылал Шимбуева за Рогозиным, в момент перепалки добавилось еще кое-что
- Товарищ майор,- решительно, словно иных мнений и быть не может, начал свое Роман,- извлечем из этого полезное. Пусть Пахомов поспешит к Соловьеву и успокоит его. Это он сможет. Если уж в атаку захотелось, нехай "атакуют", не вылезая из ровиков. Стрельба, несколько гранат под "ура" погромче... Под эту демонстрацию лейтенант Рогозин с моими управленцами... Своих мужичков отщипнете от батальона? Подберется и... Сколько у тебя, Рогозин, фаустпатронов?
- Восемь ящиков.
- Парами? Значит, шестнадцать. Как только накроют высотку фаустпатронами, Горькавенко передвигает туда пушку, закрепляется. Тогда уж Соловьев может поднимать своих и идти добывать особняк... с несметными трофеями.
Мурашов с некоторым промедлением посмотрел на Пятницкого, посоображал, пощипал усики, перевел взгляд на ротного.
- Как ты на это, Пахомов? - спросил его.
- Лучшего варианта не вижу, и время подпирает Соловьев этот, по правде, ишак, каких свет не видел. Надо быстрей к нему,- ответил Пахомов.
- На том и порешили! - утвердил Мурашов и добавил: - Гляди, Пахомов, чтобы спектакль, как в Большом московском.
Глава двадцатая
Лежа грудью на краю мелкой воронки, Пятницкий смотрел вслед уползающей группе, которую вел Андрей Рогозин. Слева, справа и чуть позади группы двигался стрелковый взвод - человек двенадцать, не больше - под началом усатого сержанта, который пуржистым утром тринадцатого января в атаке под Альт-Грюнвальде грубо и справедливо усмирял бестолковый пыл Романа Пятницкого.
Готовые к открытию огня и передвижению на высоту, стояли номера расчета сержанта Горькавенко. Тревожился Роман, давило его беспокойством: как-то справятся его управленцы с непривычным для них заданием?
Неподалеку от помпезного фасада особняка с двумя утолщенными по центру колоннами, где в рыхлой почве газонов были нарыты окопчики дивизионных разведчиков, выпирающе обозначилась густая автоматная стрельба, рванули гранаты и следом взревело устрашающе воинственное "ура!". Будто давно и настороженно ожидая этого, с бугра сразу бумкнуло немецкое орудие, усилился автоматный огонь из бойниц и сводчатых окон особняка. Пространство, где таились невидные отсюда, размытые темью центральная аллея, цветник и бетонная чаша фонтана, заполнилось багрово-желтыми всплесками огня, грохотом разнотонно и неистово лопающегося металла.