Первобытный рев людей, автоматные выхлесты в упор, хрястанье прикладов, сатанинский грохот уничтожающе дробящегося металла улавливались теперь не контуженым, знойно забитым слухом, а всем телом, каждой нервной клеткой. Влекомое вперед лютым азартом боя, опьяненное близостью смерти, тело Романа слышало вибрирующую дрожь земли, ее глухой, незатухающий, захлебывающийся стон. В неровном, меняющемся свете - то ярко вспыхивающем, то матово оплескивающем округу,- в освещении всего, что может гореть, вспыхивать, пламенно взрываться, обливно виделись растерзанные, исшматованные, расчлененные человеческие тела, адовы корчи живой плоти. Чернеющая в жилах кровь и боль, проникающая в самый мозг, мутили рассудок, наливали одичалой яростью.
В отрепьях тумана, лимонно-багровых от выстрелов, взрывов и непрестанно взвивающихся ракет, Роман увидел аспидно-черную могильную щель окопа. В этой щели, наружно подсвеченная, колыхалась, плыла гладко обтянутая спина. Роман вкопанно встал и повел стволом автомата вдоль окопа. ППШ послушно отозвался на усилие пальца, прижавшего спусковой крючок. Многоточие рвущегося сукна стежкой прошлось наискось спины, остановило живое движение, заставило посунуться бегущего и обрушенно исчезнуть на дне траншеи.
Пещерный восторг ополоснул Романа. Но вид следующего немца напомнил о главном, утраченном помраченным сознанием. Пятницкий запоздало выругался и обеими ногами враз прыгнул на живое, бегущее по окопной прямизне. Падая, обдирая лицо о дощатую обшивку окопа, умножая и без того невыносимую боль, Роман перехватил изгибом руки горло оседланного немца, оперся коленом в позвоночник и, резко подавшись назад, переломил костлявое тело в обратную сторону.
Не подоспей Захаров, контуженый, изнемогающий Пятницкий не смог бы вытащить из траншеи измятого, изломанного в сплошную боль человека. Захаров кричал что-то, по его дико искаженному лицу Роман понимал, что кричит он что-то важное и нужное, но не слышал: гул в голове, разбитой спрессованным воздухом, возвысился до воя сирены,- не слышал, но по тому, что начал делать Захаров, сообразил, что надо делать ему самому.
Изловчившись, подняли пленного на бруствер. Только теперь Пятницкий заметил, что правая рука Захарова согнута в локте и беспомощно прижата к груди, где болтается автомат с опустошенным диском. Помог Захарову лечь на край окопа, подтолкнул. Выбрались, поволокли добычу, не думая и не имея сил думать о всем, что творится вокруг.
Глава двадцать вторая
Васин окликнул двух пехотинцев, которые были поближе, чтобы шли с котелками пообедать вместе с его расчетом. Рядом дрались, обмолвиться и словом не пришлось. Теперь не грех и потрепаться немного, поуспокоить издерганные нервы. И повод подходящий - термос с хлёбовом все еще не опорожнен, не до того было. Пожилой солдат с грязной повязкой на голове и давним шрамом над бровью - Боровков по фамилии - оказался земляком Васина, тоже из города Серова, работал на промкомбинате.