ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Да и мне. Знатный был голос, по справедливости названный серебряным...
ГРАФ. А как это он сумароковскую песенку-то лихо пел! Ведь не служил, пороха не нюхал, а так пел, что прямо тебе армейский поручик!
Когда умру - умру я тем с ружьем в руках,
Разя и защищаяся, не знав, что страх...
Он переврал немудреный навев, и это сильно резануло по ушам музыкального батюшку. Душа возмутилась против вранья - и он, подумать не успев, сам повел дальше куплет:
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ.
Услышишь ты, что я не робок в поле был,
Дрался с такой горячностью, с какой любил! ..
Эту песню услыхала стоявшая у кладбищенской ограды Анета и встрепенулась.
АНЕТА. Он это, он! Простил меня, простил! Выведи меня отсюда, радость моя единственная! ..
Она из последних сил устремилась на звук голосов.
ГРАФ. Ого, ого! Да погоди, батюшка, это же из середины! Начало-то там какое? Прости, моя любозная?..
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Мой свет, прости!
Дальше они радостно пели уже хором:
Мне сказано назавтрее в поход идти!
Неведомо мне то, увижусь ли с тобой,
Ин ты хотя в последний раз...
Тут Анета, не разбирая дороги и лишь ведомая звуками песни, метнулась под колеса, отлетела, упала... Карету тряхнуло. Граф сунулся к окошку.
ГРАФ. Что за дьявол! Петрушка, гони, скотина! Ф-фу! ..
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Что там стряслось?
ГРАФ. Дура какая-то прямо под копыта кинулась! На самом повороте! Тоже, поди, от несчастной любви! Хорошо, Петрушка кучер толковый - успел по коням ударить, проскочил, ее чуть только и задело. Вот ведь дура! Видит же, что карета едет - так нет же! В этом городе не извозчиков за резвую езду штрафовать надо - а дур, которые по сторонам поглядеть не умеют! Сказал бы, право, батюшка, проповедь - как себя на улице вести! Неужто у святых отцов о том нет ни словечка?
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Да Господь с вами! При святых отцах в каретах не езживали! Могу только после службы особо к пастве обратиться и к осторожности призвать.
ГРАФ. Ну, хоть так...
АНЕТА. По-мо-ги-те! ..
Сцена двадцать восьмая
Ангел решительно заступил дорогу Андрею Федоровичу.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Хватит!
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Отвяжись, Христа ради!
Ангел привычно окаменел от запретных слов - но замотал головой, не отступаясь от своего.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Ты знаешь ли, уто там, у ограды Смоленского кладбища, родит младенца и родами помрет?
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Знаю - Анютка Кожухова, моя Аксиньюшка с ней в детстве по ягоду ходила.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. И все?
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. И все. Отвяжись, молиться хочу.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. И ничем тебе эта женщина не грешна? Припомни хорошенько - ведь она умирает.