Позднее в статье "Благонамеренность и деятельность" (С, 1860, э 7), также частично направленной против Тургенева, Добролюбов, ратуя за появление в литературе образа деятеля нового типа, цельного человека, вновь упомянул "Фауста" Тургенева: "Нам не представляют внутренней работы и нравственной борьбы человека, сознавшего ложность настоящего порядка и упорно, неотступно добивающегося истины; нового Фауста никто нам и не думал изображать, хоть у нас есть даже и повесть с таким названием..." (Добролюбов, т. II, стр. 248).
Чернышевский откликнулся на повесть в статье "Русский человек на rendez-vous" ("Атеней", 1858, э 3). Поставив "Фауста" в связь с "Рудиным" и "Асей", Чернышевский раскрывает социальный аспект изображенного в повести конфликта. Рассматривая нерешительное "поведение" героев этих произведений в любви как показатель и для их отношения к "делу", Чернышевский разоблачает сходящего с общественной арены прежнего дворянского героя русской литературы. "В "Фаусте", - пишет Чернышевский, - герой старается ободрить себя тем, что ни оп, ни Вера не имеют друг к другу серьезного чувства; сидеть с ней, мечтать о ней - это его дело, но по части решительности, даже в словах, он держит себя так, что Вера сама должна сказать ему, что любит его Не удивительно, что после такого поведения любимого человека (иначе, как "поведением", нельзя назвать образ поступков этого господина) у бедной женщины сделалась нервическая горячка; еще натуральнее, что потом он стал плакаться на свою судьбу. Это в "Фаусте"; почти то же и в "Рудине"" (Чернышевский, т. V, стр. 158-159).
В последующие годы "Фауст" продолжает привлекать внимание критики. В 1867 г. в "Отечественных записках" была опубликована критическая заметка Б. И. Утина "Аскетизм у г. Тургенева", в которой отмечаются - как характерная для воззрений Тургенева черта - элементы аскетических настроений в таких его произведениях, как "Дворянское гнездо", "Накануне", "Фауст", "Переписка", "Призраки" и "Довольно". Основы такого подхода к жизни Утин видит в философии Шопенгауэра. Рассматривая "Фауста" лишь с точки зрения отражения в нем "аскетических" идей и слишком прямолинейно толкуя заключительные слова повести. Утин обедняет ее содержание. "Смысл здесь - пишет он, - очевидно тот же. Жизнь не любит шутить, а потому не" отдавайся ей, не живи, и ты уйдешь от ее опасностей" (03, 1867, т. 173, э 7, кн. 2, отд. VI, стр. 54).
В 1870 г. Н. В. Шелгунов отозвался на выход в свет очередных томов "Сочинений И. С. Тургенева" статьей "Неустранимая утрата". Свои общие суждения о пессимистических мотивах в творчестве Тургенева, грустной лирической тональности его таланта, чуткости писателя к человеческому горю, мастерстве тонкого проникновения в женскую психологию Шелгунов подтверждает и на разборе "Фауста". Характеризуя Веру Ельцову как натуру сильную, но обреченную на гибель, и сравнивая ее судьбу с жизнью героинь других произведений Тургенева, Шелгунов спрашивает: "Что ж это за горькая судьбина? Что за преследующий фатализм? Где его корень? Отчего люди несчастны? Неужели нет выхода?" "Тургенев, - по его словам, - не дает ответа на эти вопросы. Ищите, догадывайтесь, спасайтесь, как знаете". И далее анализ повести он заключает выводом: "Любовь - болезнь, химера, говорит Тургенев, от нее не спасешься, и ни одна женщина не минует ее руки Не силу активного протеста вызывает у вас Тургенев, а возбуждает какое-то непримиряющееся щемление, ищущее выхода в пассивном страдании, в молчаливом, горьком протесте". С революционно-демократических позиций осуждает Шелгунов и призыв в "Фаусте" к труду и отречению. "Жизнь есть труд, говорит Тургенев. Но разве о здоровом труде говорит Павел Александрович? Его труд есть отчаяние безнадежности, не жизнь, а смерть, не сила энергии, а упадок различных сил..." ("Дело", 1870, э 6, стр. 14-16).