— Мне не девочку, — сказал я. — Мне надо поговорить с кем-нибудь из пленных.
— Поговорить? — Он удивился и даже, кажется, насторожился. — Зачем с ними говорить?
Мне пришлось трясти магнитофоном и заводить басню о моей старой профессии собирателя звуков. Лиус слушал с таким замешательством, что меня чуть смех не разобрал. Я вытащил из ранца лоток с лепешками из червячной пульпы и пару бутылочек.
— Вот, сувенир от болотной пехоты.
— Ну, дело твое, — махнул рукой Лиус, приняв взятку, но не перестав удивляться. — Заходи в зону, говори, с кем хочешь.
Высокие ворота из железной сетки приоткрылись, впуская меня в мир ивенков.
Здесь все было таким же, как на главной базе, — тропинки, скамейки, приземистые здания, молчаливые и неторопливые заключенные. На меня почти не обращали внимания, пока я шел. Охранники с вышек молча глядели мне вслед.
Я бродил достаточно долго, не зная, где остановиться и к кому обратиться со своим странным желанием. Вообще, была надежда, что они сами ни с того ни с сего запоют, как прошлый раз. Мне ужасно не хотелось их о чем-то просить.
Наконец я увидел очень старого ивенка, заросшего седой бородой, морщинистого и сутулого. Он неподвижно, как восковая статуя, сидел на скамье и смотрел перед собой. Рядом были дети — несколько мальчишек. Они тоже сидели тихо, не играя и не балуясь.
У кого еще просить о народных песнях, если не у стариков? Я вежливым кашлем попробовал привлечь к себе внимание, но старик не шевелился.
— Эй! — Я тронул его плечо, и он наконец поднял глаза — прозрачные, блеклые, как выцветшая гимнастерка.
— Вы не могли бы для меня спеть? — вежливо проговорил я, чувствуя себя полным идиотом.
Я надеялся, что старик мудрый, что он проникнется сочувствием ко мне — любопытному собирателю фольклора, который, невзирая на войну, хочет сохранить для потомков сказания древнего народа. Или не древнего, какая разница?
Старик некоторое время разглядывал меня с тревогой и недоверием. Потом он произнес несколько резких, отрывистых слов и снова отвел взгляд, словно я перестал существовать.
— Я говорю, спеть… — пробормотал я, показывая магнитофон. — Вот сюда.
Просто на память…
Старик опять посмотрел на меня, потом повернулся к мальчишкам и что-то им крикнул, махнув рукой. Те встали, отошли на несколько шагов и снова уселись на траву.
— Нет-нет, это совсем не опасно! — воскликнул я, но меня никто не слушал.
Старик молчал. Я тоже молчал, кусая губы от огорчения. Что теперь делать — уходить? Пришел злой цивилизатор, погрозил железной коробочкой, наговорил каких-то слов, детей напугал… Отлично пообщались, нечего сказать.