— Сочинил… Попытался.
— А ну…
— Думаю, не стоит.
На исходе третьих суток в трюме скопилась духота и специфическая человеческая вонь. Звездолет, видимо, уже кружил по орбите, когда в наш трюм заглянул кто-то из экипажа. Я его не разглядел, он стоял против света. Он сказал, что нужны восемь человек — подняться в верхние отсеки и что-то там передвинуть, подготовить к разгрузке.
Я надеялся отлежаться, но Щербатин чуть ли не за шиворот потащил меня к трапу, опережая немногочисленных добровольцев.
— Ты что! — шипел он. — Такой шанс…
Суть этого шанса я понял, когда таскал вместе с остальными тяжеленные тюки из плотной синтетической материи. Мы носили их из полукруглого отсека с серебристой отделкой и складывали в коридоре возле люка. Щербатин же времени не терял. Он и здесь продолжал заводить знакомства — теперь уже с экипажем. Через некоторое время он вообще перестал работать и занимался только болтовней. И, что самое странное, ему это удавалось.
Честно говоря, было приятно посмотреть на румяных полнокровных звездолетчиков после той безликой серой массы, в которой мы вращались последние дни. В верхних отсеках я не увидел ни одной серой робы, не считая наших. Люди здесь были как-то веселее, смелее, энергичней. Ну и одеты, конечно, посолидней.
— У всех пилотов шестое холо, — объяснил мне позже Щербатин. — Они уважаемые и состоятельные люди. У техников — пятое, но и это очень прилично.
Потому и щеки у них круглые да розовые. И у нас такие отрастут. Так и быть, сделаю из тебя человека.
“Хорошо бы”, — мысленно вздохнул я. В этот момент я впервые увидел, что существует какой-то исход из безликой человеческой массы.
— За работу — всем по одной пятой уцим! — объявил нам высокий полноватый техник, когда тюки были переложены, куда требовалось. — Возвращайтесь — идите по желтой линии, ни в коем случае не сворачивайте.
Мы уже сгрудились у выхода, когда корабль встряхнуло так, что некоторые попадали.
— Посадка. — Техник встал и развел руками. — Входим в атмосферу. Побудьте здесь, а то ноги попереломаете на трапе.
Нас оставили в том же отсеке, откуда мы носили груз. Здесь были иллюминаторы, правда закрытые заслонками снаружи. Но все равно в светлом помещении сиделось куда приятнее, чем в затхлом трюме.
— Вот и первая пятерка у мальчишки в кошельке, — умиротворенно продекламировал Щербатин, облокачиваясь о стену. — Жаль, нечем отметить.
— Где она, эта пятерка? — я продемонстрировал пустые ладони.
— Она будет занесена на твой счет. Здесь не обманывают.
— Как бы электронные деньги?
— Не совсем, — покачал головой Щербатин. — Электронные деньги — они всегда есть, даже если пусто в кармане. А уцим — фактически есть, а тратить не можешь.