— Ты вроде людей искал? — произнес я, когда нас отогнали и ледоход скрылся из вида. — Нашел, поздравляю. Хорошо, хоть не раздели.
— Мы идиоты, Беня.
— За всех не говори.
— Нет, я за всех скажу. Ты тоже идиот. Ты тоже не догадался, что в машине мог сохраниться ящик с комбикормом.
— О-о, черт! — простонал я. — Но ведь мог и не сохраниться?
— Да, Беня, мог и не сохраниться. Будем утешать себя этим. Два идиота…
Мы побродили немного, потом посидели. Потом снова отправились бродить.
Нашли почерневшие обрывки бумажного носка.
— Надо было хоть спросить, что они тут жрут, — подал голос Щербатин.
— В данный момент — наш комбикорм.
— Давай, что ли, присядем.
Видимо, голод уже начал пробирать. Ноги не хотели ходить, руки — шевелиться. Наступила апатия. Мы сидели прямо на светящихся растениях и даже не разговаривали.
Потом я прилег. Но лежать было не очень удобно, я снял теплую куртку и подстелил под себя. И, кажется, уснул.
Сколько спал, не знаю. Но когда открыл глаза, послышался какой-то гул.
Щербатин был рядом, он тоже прислушался. Мы оба решили, что очередная ледяная глыба обрушилась с потолка. Впрочем, для нас этот потолок был небом.
А глыба оказалась вовсе и не глыбой.
Мы решили, что начался какой-то катаклизм. С потолка-неба очень быстро опустилось нечто черное, огромное и подвижное. Там, где оно касалось светящихся зарослей, оставались черные полосы и кучи поднятого грунта. Ледяная крошка вперемешку с громадными кусками валилась непрерывным потоком, это был настоящий ледопад.
Мы со Щербатиным, естественно, уже удирали изо всех своих слабых сил. Он даже позабыл про пику.
— Все, стой, — выдавил вдруг он. — Не могу….
— Что… — Я тоже тяжело дышал. — Что это было?
— Это червяк. — Щербатин с шумным выдохом опустился на колени. — Это чертов ледяной червяк, он жрет свою траву.
— Он мог нас придавить и даже не заметить.
— Мог, Беня…
Мы посидели, отдышались. Переглянулись.
— Ну пошли, что ли, поглядим, — вздохнул Щербатин. — Он уже, наверно, не вернется. Он там все сожрал.
Мы ходили по вспоротой земле, присыпанной ледком. Медленно угасали обломки светящихся веточек. Было жутко видеть это: так, наверно, выглядит земля после бомбежки.
Щербатин нашел свою пику и нехотя поднял ее, словно не очень стремился принимать на себя лишнюю тяжесть.
— Посидим, — предложил он.
Мы сперва помалкивали. Щербатин задумчиво обнюхивал обломок светящейся ветки, потом лизнул его, попробовал укусить. Наконец бросил под ноги.
— Щербатин, — вяло проговорил я, — вот скажи: тебе плохо было в твоей пятикомнатной квартире?
— Плохо, — просто ответил он.