«Иудейский Лев и Царство Христианской церкви». В том же квартале находилась и «Баптистская церковь Святого Спасителя», а через минуту глазам предстала «Сердечно приветствующая проходящего Миссионерская баптистская церковь». Снова и снова читая надписи на бесчисленных церквах, Гус надеялся запомнить их, чтобы ночью, придя домой, рассказать о них Вики. Эти церквушки ему казались просто замечательными.
– Ну и жарища, – сказал он, отирая ладонью пот со лба.
– Носить этот колпак в машине совсем не обязательно, – сказал Кильвинский. – Вот когда выйдешь из нее – другое дело.
– Ох, – только и вымолвил Гус и быстро снял фуражку. – Я и забыл, что она у меня на голове.
Кильвинский улыбнулся и стал что-то мурлыкать себе под нос, разъезжая по улицам и давая Гусу возможность осмотреться. Тот видел, как медленно и осторожно ведет машину напарник. Это надо учесть. Кильвинский патрулировал со скоростью пятнадцать миль в час.
– К этой толстенной форме мне тоже придется привыкнуть, – произнес Гус, оттянув рукава с липких рук.
– Наш шеф Паркер не особо любит короткие рукава, – сказал Кильвинский.
– Почему?
– Терпеть не может волосатые лапы и татуировки. Длинные рукава как-то солидней.
– Он держал речь перед нашим выпуском, – сказал Гус, вспоминая прекрасный английский своего теперешнего начальника и его блестящие ораторские данные, так поразившие Вики, гордо сидевшую в тот день среди публики.
– Таких, как он, нынче не так-то просто сыскать, – сказал Кильвинский.
– Говорят, он очень строг.
– Кальвинист. Знаешь, что это такое?
– Пуританин?
– Он называет себя католиком, но я говорю, что он кальвинист. Он не станет поступаться своими принципами. Многие его презирают.
– Правда? – спросил Гус, читая надписи на окнах магазинов.
– Зло от него не спрячешь. Безошибочно распознает людские недостатки. У него страсть к порядку и букве закона. Умеет быть непреклонным, – сказал Кильвинский.
– Вы так это говорите, словно восхищаетесь им.
– Я его люблю. Когда он уйдет, все переменится.
Странный тип этот Кильвинский, подумал Гус. Говорит рассеянно, будто тебя здесь и нет, если б не эта детская усмешка, мне в его обществе было бы не по себе.
Страшно важничая, какой-то юноша-негр пересекал Джефферсонский бульвар, и Гус стал следить за ним, изучая, как тот гибко поводит плечами, как свободно размахивает согнутыми в локте руками, как широк и упруг его шаг.
Кильвинский заметил:
– Здорово идет. Настоящий щеголь.
И Гус ощутил полное свое невежество в негритянском вопросе, ему страшно захотелось узнать о неграх побольше, узнать побольше обо всех людях. На этой работе уже через несколько лет он мог бы научиться неплохо в них разбираться.