– Если бы это был не Дуг, а кто-нибудь другой, ты бы, не колеблясь ни секунды, позвонил, что приходить не надо. Но ты всё время боишься, как бы, упаси бог, не уронить свое достоинство. Да кто он такой, черт бы его взял? Из-за чего ты, собственно, с ним воюешь?
Кен молча уперся в брата суровым обвиняющим взглядом, как человек, наконец-то узнавший, кто его предал, но Дэви, распаленный злостью, не обратил на это внимания. Сколько лет он всегда выручал Кена – теперь хватит.
– Я не позволю тебе ставить нас в идиотское положение, – сказал он. – Я сам позвоню Дугу.
– Черта с два ты позвонишь! – заявил Кен. – У нас ещё есть двадцать минут.
– А потом что?
– Если ничего не получится, мы скажем, что прибор только что развалился.
– И он будет сидеть и ждать, пока мы его наладим!
– Пусть сидит, сукин сын! – с холодной яростью сказал Кен. Его изможденное лицо стало жестким и казалось отлитым из белого металла. – Надоест ждать, и он уберется. Какого дьявола ты теряешь время на разговоры? – вдруг закричал он.
– Потому что ты спятил, – невозмутимо ответил Дэви. Приступ злости прошел, и он снова почувствовал себя до смерти усталым: ведь отвечать за любой опрометчивый шаг опять придется одному ему, так всегда было и так будет всегда. – Мы ведь ничего нового не делаем, – досадливо сказал он. – У нас нет никакого плана. Мы просто копошимся наугад, с бессмысленной надеждой, что случайно тронем то, что надо, и всё пойдет как по маслу. Ты же понимаешь, что это игра, а не работа. Надо проследить за всем процессом с самого начала: дуга дает свет. Собирающая линза фокусирует его на крест. Вторая линза фокусирует изображение креста на сетку в трубке, сетка передает сигнал…
Кен встал с табуретки.
– А что же, по-твоему, мы делаем, если не это?
– Надо проследить шаг за шагом. Начнем со схемы сетки и…
– Слушай, Дэви, ты меня не учи тому, чему я тебя научил! Я знаю каждую схему наизусть. Ты думаешь, я перескакиваю с одного на другое? Как бы не так! Но мне эта твое копошение «шаг за шагом» ни на черта не нужна. Подумаешь – шаг за шагом!
Он в гневе вышел из комнатки. Внешнее хладнокровие Дэви бесило его ещё и потому, что шло слишком уж вразрез с его душевным состоянием.
«Нет у него душевного покоя, – устало подумал Дэви, – и никакие доводы до него не дойдут». Он сел на табуретку, где только что сидел Кен, снова потер натруженные глаза и уперся подбородком в ладони. Думать уже не было сил. Пять дней без всякой передышки – это слишком трудно.
Внезапно он выпрямился и застыл. На экране сквозь крутящиеся хлопья снега, словно на олимпийских вершинах во время метели, проступили очертания креста. Крест вырисовывался нечетко, но явственно, победоносно, и у Дэви сжалось горло от самых разнообразных чувств. Крест вдруг задрожал и стал расплываться, Дэви сообразил, что причина того – слезы, набежавшие ему от радости на глаза.