Когда я работал над Степаном Разиным, в Астрахани мне показали место, где раньше стоял уникальнейший деревянный театр, который сгорел, как, впрочем, и другой астраханский театр. Просто эпидемия какая-то! А все потому, что никому ничего не дорого. Психология такая: общее - значит, не мое. Хотя мы громогласно заявляли, что все вокруг - мое, на деле оказалось, что если оно в какой-то мере принадлежит и другому, то оно общее, не мое, его не жаль.
Прошу извинить за нелирическое отступление.
Я жил счастливой мальчишеской жизнью. Ездил в пионерский лагерь, ходил на рыбалку, в тайгу за кедровыми шишками, бегал на лыжах, участвовал в соревнованиях, помогал матери по хозяйству. В нашем городке люди сами себя кормили. Почти у всех были огороды, корова, другая живность.
Учился я средне. Из всех предметов больше всего любил литературу, охотно участвовал в литературных вечерах.
Помню, мой товарищ, ныне один из крупных военных инженеров, моя одноклассница Руфа и я играли в постановке по "Русским женщинам" Некрасова. У меня была роль губернатора. Я был в военных галифе, которые мне отец прислал с фронта; ну, что-то там подделали, обрядили меня в мундир, и так я играл. Естественно, важничал, как всякий чиновник такого ранга... Забавные мы были. Учительница литературы, которая организовывала эти вечера, с трудом сдерживала смех.
Помимо губернатора в "Русских женщинах", я играл отца Варлаама из "Бориса Годунова". Мой товарищ, тот самый, был Мисаилом. Мы разыгрывали сцену в корчме на литовской границе. До сих пор ощущаю привкус кудели, из которой была сделана моя борода. Мы почему-то все время ели капусту, и кудель эта лезла в рот.
...Началась война. Через несколько дней после ее объявления из Тары отправлялись на фронт десятиклассники. Совсем еще мальчишки, как на подбор высокие, ладные. Они весело рассаживались по грузовикам: зачем грустить, если они скоро вернутся? Надаем немцу как следует - и встречайте с победой! Еще вчера все мы бодро распевали песню "Если завтра война" и считали себя к ней вполне готовыми. Люди постарше были полны тревожных предчувствий, особенно матери. Они плакали.
Предчувствие их не обмануло: многие видели своих сыновей последний раз...
Из призванных на фронт вернулись два-три человека. А были деревни, куда не вернулся никто. Ведь солдатами в основном были деревенские парни.
Отец мой провоевал всю войну, был тяжело ранен, но вернулся домой. И дядя мой вернулся. Но таких счастливых семей были единицы.
Недавно я увидел в газете фотографию одной большой семьи. Десять мужиков стоят, один другого старше. Все они воевали - и все остались живы. Просто сказка, уникальнейший случай! Многодетные семьи тогда были не так уж редки, но - трагическая закономерность! - четверо, пятеро и больше сыновей уходили на фронт, и ни один из них не возвращался.