- А как я могу это сделать? - с удивлением спросил я.
- Разве ты не знаешь, что наш экипаж перегоняет свой самолет в Казань, на ремонт?
- Ну и что? Не мой же самолет перегоняют, а твой.
- Какое это имеет значение? Поменяемся экипажами - ты полетишь на завод, а я буду летать здесь вместо тебя. Додонов возражать не будет?
- Возражать не будет, но для такой перестановки необходимо разрешение командира полка.
- Идем к нему, - решительно сказал Костя. - Докладывать буду я.
Мы поднялись на второй этаж и, получив разрешение, вошли в кабинет.
- По какому поводу делегация? - предупреждая наш доклад, спросил командир.
Костя очень коротко и в то же время обстоятельно изложил суть дела и, положив телеграмму на стол, попросил разрешить нам временно поменяться местами. Я молча ждал ответа командира. По боевому опыту и штурманскому классу мы с Костей равнозначны. Значит, от такой перестановки ничто не пострадает. Какой же довод можно выдвинуть против?
Задушевной беседы с командиром не получилось. После небольшой паузы он сказал:
- Ушаков - штурман, а не врач... Его присутствие не может оказать положительного влияния на исход болезни, да и не пустят к больной тифом. Поэтому я не вижу необходимости разукомплектовывать сплоченный боевой экипаж Додонова. Идите и готовьтесь к вылету, - уже обращаясь ко мне, заключил командир.
Молча мы спустились на первый этаж... Перед тем как расстаться, я сказал:
- Может, прав командир...
- Оправдать можно любое решение, - с раздражением ответил Костя.
Закончив подготовку к полету и выслушав последние указания командира полка, все вылетающие экипажи по установившемуся порядку отправились на аэродром, к стоянке своих самолетов. Когда мы уже надевали летную амуницию, подошел комиссар нашей эскадрильи Владимир Васильевич Николаев.
Летчик по образованию и опыту работы, он был недавно выдвинут на эту должность, но по-прежнему входил в боевой расчет экипажа Владимира Пономаренко в качестве второго летчика и летал на боевые задания наравне со всеми. Тем не менее он успевал всюду, был в курсе всех дел и жизни эскадрильи. Владимир Васильевич был моложе многих из нас, однако, несмотря на это, пользовался большим авторитетом.
Я сидел под плоскостью самолета на 500-килограммовой бомбе, натягивал на хромовые сапоги меховые унты и не заметил, когда комиссар сел со мною рядом.
- Что же вы, товарищ Ушаков, не сказали мне, что получили неприятное известие? - с некоторой обидой спросил комиссар.
- Это мой личный вопрос, - стараясь быть спокойным, ответил я.