Бородатый застыл возле таблички, восхищенно причмокивая губами.
После затяжного молчания его подруга патетически воскликнула низким прокуренным голосом:
— Какая глубина! Какая экспрессия!
— Да, ты права, — упоенно поддакнул бородатый, — как бы сквозь хаос бытия пробивается светлое гармонизирующее начало. Это противодействие увеличению энтропии, протест против стихийных начал бытия…
— Нет, я не согласна, — возразила девица. — Это протест не против хаоса природы, а против разрушающего действия цивилизации. Роза в этом случае как бы своеобразный шифр гармонии Вселенной, отличной от гармонии в том смысле, в каком ее понимает современный хомо сапиенс. Это как бы восставшая природа, которая будет жить после гибели культуры.
— Как бы это Шпенглер? — хмыкнул бородатый.
— Скорее как бы Бергсон! — парировала спутница. — Однако, мне кажется, энтропия здесь — это как бы на самом деле то, что обычно понимается под ее антиподом. И потому эта инсталляция гениальна! Здесь все как бы является своей собственной противоположностью, черное — белым, а белое — черным.
— Н-да! — глубокомысленно заметил бородатый и вздохнул.
Пристыженный Игорь Георгиевич отошел в сторону. Внезапно ему стало ясно, что, несмотря на всю свою образованность, он на самом деле плетется в хвосте культурного процесса, а может быть, даже безнадежно отстал от него.
Потом его внимание привлекла другая композиция. Сначала ему показалось, что в центре нее находится обнаженная резиновая кукла на четвереньках. Но по мере приближения стало ясно, что это не кукла, а живая женщина, поставленная лицом к публике, да еще и раскрашенная под зебру. В зубах женщина держала все ту же искусственную розу, припорошенную пылью.
Неискушенный зритель, испуганный видением женщины-зебры, остолбенел от изумления. Он испуганно жался к подкованной в современных эстетических проблемах парочке, которая так доходчиво растолковала ему смысл строительного мусора. Но эта женщина!.. Какой ужас! Ведь ей же холодно!
Женщина была не очень молода и совсем не привлекательна. Было видно, что ей нелегко все время стоять на четвереньках, держа розу в зубах.
Ясно было, что куда с большей охотой она бы оделась, взяла авоську и отправилась бы по своим женским делам. Вскоре в зале возник и сам автор-акционист, долговязый тип в очках и с лихорадочным блеском в глазах.
Посвистывая, он закрыл шторку, отгораживающую угол, где находилась инсталляция.
Женщина-зебра кряхтя поднялась с колен и, выплюнув розу изо рта, отправилась пить пиво, разминая затекшие ноги.
На пояснительной табличке возле помоста значилось: «Попранная невинность. Автор — X. Кристалевич-Крестинский».