– Да-да-да! Маргарита Терёшкина! – обрадовался Жигунов, будто вспомнил. – Ну ладно… А сильно гуляли?
– Ну как это – сильно? В пределах допустимого. С ног не падали, – ласково улыбнулась Ангелина.
В это время из-за шторки позади бара возникла женщина в белом грязном халате и драматическим шепотом позвала:
– Ангелина Степановна! Подь на минутку! К телефону директор кличет!
– Простите, я сейчас же вернусь, – пообещала Ангелина и скрылась за занавесом.
Я схватила Жигунова за рукав:
– Саша, ты не можешь у нее в письменном виде получить показания?
Жигунов сердито мотнул головой:
– Я ж тебе объясняю, что я не только брать у нее письменные показания, но и расспрашивать не имею прав.
– Саш, но если ее официально вызовут в прокуратуру или в суд, она ведь обязана дать эти показания?
– Никогда она не даст этих показаний в прокуратуре и откажется даже от того, что сказала нам сейчас…
– Но почему?
– Потому что она сама жульница и стучать на своих клиентов не будет. Это выходит за рамки их воровской этики. Она уже и так мне их сдала. А в прокуратуру она не пойдет и ничего подтверждать не станет.
– Но она же ведь от них никак не зависит. Чего ей бояться их?
– Это тебе только так кажется. Она их и боится, и зависит. И говорить про них ничего не будет. Думаю, что визит исчерпан. Допивай кофе и можем идти…
Мы дошли до улицы Маяковского в ожесточенном молчании.
– Саш, если ничего мне не удастся узнать и дело дойдет до суда – осудят Ларионова?
Жигунов развел руками:
– Наверняка. Срок впаяют, как из пушки…
– А какой срок по статье полагается?
– До пяти лет. – Он взглянул на меня и поспешил утешить: – Ему больше года не дадут первый раз – характеристики, наверняка, хорошие…
– Да, – кивнула я. – У него наверняка будут хорошие характеристики. Хорошему человеку с хорошими характеристиками дадут всего год тюрьмы – ума дадут, мозги на место вправят…
– Не убивайся так, Ирэн! Он мужик крутой, он год в колонии на одной ножке простоит…
– Это я не сомневаюсь! – согласилась я. – А то, что опозорят на всю жизнь, работу любимую навсегда отнимут, судьбу сломают. – это так, чепуха! Это даже в приговор не включается, мелочи.
На противоположной стороне перекрестка, у того самого злополучного магазина с заново остекленной витриной по-прежнему стояла бабка с цветами.
Я показала ее Сашке:
– Вот эта старуха все видела. Она была в самой свалке, при ней началось все. Но она говорить ничего не хочет…
– Вполне естественно, – хмыкнул Жигунов. – Она и торгует-то здесь незаконно. Наверное, постовую службу умасливает. Ей еще лезть в чьи-то дела! Что она, с ума сошла?