Похоже, повестка дня намечавшегося заседания не особенно интересовала Ростислава Вадимовича, поскольку он охотно откликнулся на приглашение Корфа погулять по прекрасным осенним улицам Столицы. Немного пройдясь, барон и Говоруха присели на лавочке в скверике, любуясь желтеющими кронами высоких кленов.
– Рад вас видеть, Михаил Модестович, рад… – приговаривал старик. – Признаться, подумывал даже вас искать. Вы же теперь, можно сказать, знаменитость…
– А-а! – понял Корф. – Да-с, побывал в «чека»… Довелось…
– Н-да, именно в «чека», – поспешно согласился Говоруха. – Видел, видел, как Миша Плотников выступал… А я, знаете, Михаил Модестович, грешным делом вам не поверил. Походил, поспрашивал, даже в это самое «чека» запрос послал…
– Это вы о чем? – насторожился полковник.
– Как бы это сказать, чтоб не обидно было… В общем, не было у Владимира Михайловича Корфа сыновей. У него вообще семьи не было. Так что я не ошибся. Никаких Корфов в Канаде нет – по крайней мере, потомков Модеста Корфа.
– Да… – печально подтвердил барон. – Не было у Вовки детей, Славик. Он и был последним Корфом…
– Не последним! – старик перешел на шепот. – Я, конечно, стар, Михаил Модестович, да и Совдепия ума не прибавила… Да только тебя, Миша, я и на том свете узнаю! Вначале, признаться, чуть не спятил. Отвык от такого в эпоху, так сказать, диалектического материализма… А потом понял: нет, не спятил! И ты, Миша, не самозванец! Именно ты меня за уши таскал…
– Был грех! – хмыкнул барон, которому совершенно расхотелось играть в собственного правнука. – А нечего было наушничать, Славик!
– Но ты же погиб, Миша… – еле слышно выговорил старик. – После войны Ксения искала тебя, ездила в Харьков, потом в Таганрог. Ей сказали, что ты погиб еще в 19-м. Ты был курьером, возил какие-то секретные депеши, и однажды не вернулся… Володя так гордился тобой! У него всегда висела твоя фотография. И в 20-х, и даже потом, когда началась эта мясорубка…
– Не надо… – слышать о сыне, которого он запомнил шестилетним, Корф был не в силах.
– Я не знаю, почему ты здесь, Миша, – вздохнул Ростислав Вадимович. – Кто прислал тебя… и за кем.
– Брось, Славик! – нашел в себе силы усмехнуться барон. – В наш век, как это вы называете… научно-технического прогресса… принимать меня за тень отца Гамлета! Это забавно…
– А хотя бы и так… Я очень рад тебя видеть, Миша.
Давние знакомые, постепенно оставив патетический тон, разговорились о делах давних и не очень. Говоруха все больше жаловался на маленькую пенсию, грубость нынешней молодежи и соседей по коммуналке. Корф не стал спорить об этих абстрактных для него материях и, дабы не смущать старика невероятными событиями, приключившимися с ним самим, походя посетовал на казус с латинской рукописью. Барон был почти уверен, что после семи десятилетий комиссародержавия найти в Столице латиниста не представляется возможным.