— То… пан поляк?
— Вот, чердынь-калуга, непонятливый. Русские мы!
— Шердынь… — удивленно пробормотал парень, затем его лицо прояснилось, и он четко, почти без акцента произнес:
— Спасибо, товарищ!
— Вот это дело! — обрадовался Косухин. — Это по-нашему! Видал, Ростислав, понимает!
— Вы американец? — заинтересовался Арцеулов, успевший накинуть полушубок и теперь поправлявший ремень.
— О, йес! — охотно согласился неизвестный. — А'м Тэд Валюженич, Джонсвилл, Индиана стэйт. Бат… бойз, д'ю андестэнд Инглиш?
— Немного, — ответил Ростислав по-английски. — Похоже, мистер Валюженич, у вас были некоторые проблемы?
— О, да! И я могу лишь поблагодарить Творца, что он занес таких решительных русских парней в самую жуткую дыру на Тибете!
— Значит, все-таки Тибет… — проговорил Арцеулов и еле заметно нахмурился…
Тэд Валюженич верил Богу, американской Конституции, законам природы и — отчасти — президенту Вильсону. Во всех остальных вопросах он оставался ярым скептиком, каким и положено быть молодому ученому в двадцать два года.
Предок Тэда — люблинский маршалок Тадеуш Валюженич — прибыл в Штаты еще в конце XVIII века. С тех пор Валюженичи считали себя истинными янки, а от польских предков оставили лишь несколько пергаментов с давними королевскими привилегиями, а также имена Тадеуш и Криштоф, которые получали старшие в семье. Так младший Тадеуш — Тэд — получил свое имя, а Крисом — Криштофом — был его отец, известный филолог-медиевист, в последние годы работавший по приглашению Британской Королевской Академии наук в одном из английских университетов. Тэда, не желая создавать ему тепличные условия, отец отправил в Сорбонну, посылая ему денег, которых как раз хватало на квартирку в пригороде и на чашку кофе по утрам. Поучившись год и вдоволь наслушавшись о миннезинге и трубадурах, Тэд в конце концов взбунтовался и перевелся на отделение археологии, что больше подходило к его живой натуре. Отец воспринял решение своего отпрыска кисло, но ограничился лишь урезанием ежемесячной субсидии, так что утренняя чашка кофе отпала сама собой.
Впрочем, Валюженич-младший не унывал и уже через полгода добился именной стипендии и места лаборанта в отделе молодого, но уже знаменитого профессора Луи Робера. Тэду помогли поистине сизифово трудолюбие, а так же знание языков. Отец, готовя свое чадо в филологи, заставлял его учить не только язык предков — польский, но и древние языки заодно с современными европейскими. Польский Тэд как следует так и не выучил, по-русски, как выяснилось, мог понимать лишь с пятого на десятое; зато досконально зал древнегреческий, а за последний год увлекся восточными языками — от суахили до наречия тибетских бхотов.