Степа стоял спокойно, стараясь незаметно рассмотреть своих охранников. Обыкновенные азиаты, вероятно, такие же бхоты, как и все прочие. Полушубки теплые, сидят ладно, на ногах какие-то странные сапоги с меховыми отворотами, на шапках хорошо знакомый Степе знак. Только сейчас, в мертвенном свете прожекторов, свастики казались не голубыми, а черными…
Косухин хотел уже завязать разговор, как вдруг из тени вынырнул солдат в черном вместе с кем-то другим, в таком же полушубке, но без винтовки. Косухин вгляделся — лицо у этого человека было русское.
— Предъявите мандат… — голос прозвучал тускло, невыразительно. Казалось, неизвестному совершенно неинтересно, каким это образом человека из России занесло сюда. Он хотел посмотреть документ — и только.
Степа, приняв как можно более независимый вид, протянул бумагу. Тот, кто говорил по-русски, рассматривал ее долго, затем сложил, но не вернул, а сунул в карман:
— Слушаю вас, товарищ Косухин…
— Мне старший нужен, — упрямо проговорил Степа. — Ему и скажу…
— Это сверхсекретный объект, — голос оставался таким же невыразительным, словно мертвым. — Здесь ваши полномочия недействительны.
— А то! — искренне возмутился Косухин. — Ты чего, браток, не знаешь, что такое Сиббюро? Я даже командира дивизии могу снять и вот этой самой рукой порешить! Ежели я тут — значит, надо!
Все это было некоторым преувеличением, но звучало убедительно. Человек, говоривший по-русски, минуту простоял молча, затем бросил:
— Хорошо. Сдайте оружие.
— Держи! — Косухин отдал нож, торчавший за поясом. О стилете, спрятанном в унте, он предпочел умолчать.
Тот, кто говорил с ним, кивнул солдатам, и они принялись обыскивать Степу, правда, без особого пыла и, в общем, неумело. Будь на то Степина воля, он пронес бы не только стилет, но и наган.
— Пошли…
Собаки куда-то исчезли. Солдаты закинули винтовки на плечи и двинулись влево. Степа с достоинством проследовал за ними, стараясь на всякий случай запомнить дорогу.
Они прошли метров двадцать, нырнули в тень, и старший, — тот, кто говорил с ним, — резко махнул рукой. Блеснул свет, часть склона отъехала в сторону, открывая замаскированный вход.
«Это мы уже видели, — подумал Косухин. — Надо было сразу догадаться.»
Но он ошибся. В убежище, где жили монахи, проход был узким и освещался огнем масляных ламп. Здесь он казался раза в два шире и был залит электрическим светом. По стенам змеились толстые кабели, то и дело попадались какие-то щитки, сигнальные лампочки и отверстия для вентиляции.
«Этого и на Челкеле нет, — прикинул Степа, с уважением осматривая внутренность тоннеля. — Да, сила!..»