Тигрица мстила. Мстила мне, Темному, за все свои обиды и потери. За убитого мной Андрея. Да мало ли за что... И она не собиралась останавливаться ни перед чем.
Я не хочу сказать, что ей было не за что мстить – Дозоры всегда воевали, а я обычно называю вещи своими именами. Но и умирать я не собирался.
Я свободен. Свободен наказать того, кто встал на моем пути и отказывается решить дело миром. Разве не об этом хотела сказать мне песня?
И я ударил. Маревом Трансильвании.
Тигрицу искорежило и растянуло, и даже сквозь рокот двигателей и пронзительные гудки явственно прорвался хруст костей. Заклинание мяло перевертыша, словно ребенок пластилинового человечка. Сломанные ребра пропороли кожу и окровавленными зубьями вонзились в снег. Голову сплющило в блин, в плоский полосатый блин. Миг – и красавец зверь стал комком окровавленной плоти.
Последним расчетливым ударом я низверг душу тигрицы в сумрак.
Начав, я не имел права останавливаться. Светлые застыли. Даже медведь перестал топтаться. «И что дальше?» – с тоской подумал я. Возможно, мне пришлось бы убить их всех. Но, хвала небесам или преисподней, до этого не дошло.
– Дневной Дозор! – прозвучал знакомый голос. – Зафиксировано нападение на Темного. Выйти из сумрака!
Эдгар говорил жестко и без всякого акцента. Вот только про сумрак он зря ввернул. Живые бились не в сумраке, а тигрице некуда было возвращаться.
– Дневной Дозор требует немедленного созыва трибунала, – зловеще сказал Эдгар. – А пока потрудитесь вызвать шефа Ночного Дозора.
– Да он вас разгонит, как котят, – сердито сказал один из Светлых магов.
– Не разгонит, – отрезал Эдгар и указал на меня. – С ним – не разгонит. Неужели ты еще не понял?
Я еле успел уловить, как кто-то умело перетасовал Силу в пространстве. А потом рядом возник смуглый мужчина с заострившимися чертами лица. Он был одет в пестрый восточный халат и посреди заснеженного бульвара выглядел донельзя нелепо.
– Я уже здесь, – буркнул он, уныло созерцая поле недавней битвы.
– Гесер! – оживился Эдгар. – Здравствуй. В отсутствие шефа тебе придется объясняться передо мной.
– Перед тобой? – Гесер искоса взглянул на эстонца. – Много чести.
– Тогда перед ним. – Эдгар пожал плечами и поежился, словно замерз. – Или тоже много чести?
– Перед ним – объяснюсь, – сухо сказал Гесер и повернулся ко мне. Взгляд его был бездонным, как вечность. – Убирайся из Москвы, – сказал он почти без эмоций. – Прямо сейчас. Садись на поезд, на помело, к черту в ступу – и убирайся. Ты уже двоих убил.
– По-моему, – заметил я как можно миролюбивее, – только что пытались убить меня. А я всего лишь оборонялся.