– Вас ждут, – сообщил он. – На девятом. Вампир хоть дар речи и потерял, но лифт все же вызвал. А я внезапно почувствовал, что в лифт заходить и тем более подниматься мне никак нельзя. Нельзя, и все тут.
– Передайте, что я жив и у меня все в порядке. Но я спешу, – сказал кто-то-внутри-меня.
Я вышел назад на Тверскую.
Снова меня «несло». Я не колебался – свернул налево. К Красной площади.
Я еще не знал, что меня туда гнало и зачем. Но этой заключенной во мне силе я мог только повиноваться. И еще я чувствовал, как ожил, задышал Коготь Фафнира.
Каждая пядь земли, каждый квадратный сантиметр асфальта был здесь пропитан магией. Старой, въевшейся в камень зданий, в дорожную пыль.
Красной громадой высился чуть справа Исторический музей. Я даже не знал, действует ли он ныне или в очередной раз сильно изменившейся историей многострадальной России превращен во что-нибудь вроде казино. Впрочем, нет времени выяснять. Я прошел мимо.
Булыжник Красной площади, помнивший и неспешный шаг царей, и сапоги революционных солдат, и гусеницы советских бронетанковых монстров, и ряды первомайских колонн, казался воплощением московской незыблемости. Этот город стоял и будет стоять, и ничто – ни дрязги обычных людей, ни даже вечная пикировка Дозоров – не в силах поколебать это спокойное величие.
Я вышел на площадь и огляделся. Чуть слева бурлил ГУМ. Справа высилась зубчатая стена Кремля; перед ней пирамидкой возносился Мавзолей. Уж не туда ли меня влечет?
Нет, не туда. Ну и хорошо. Как бы ни относились к бывшему вождю в России, грешно нарушать покой умерших. Причем умерших навсегда и бесповоротно – не был он Иным... и хорошо, что не был.
Я шел по площади, не ускоряя шага. Несколько аспидных членовозов вырвались с территории Кремля и канули в переулки. Безмолвно поздоровалось со мной Лобное место. Провели взглядами гражданин Минин и князь Пожарский. Дохнул расписными головами храм Василия Блаженного.
Сила. Сила. Сила...
Здесь ее было столько, что выложившийся Иной мог бы восстановиться в считанные мгновения.
Но никто и никогда ничего подобного не сделает. Потому что это чужая сила. Ничья. Непокорная и неподвластная. Сила минувших столетий. Сила низвергнутых царей и генсеков. Тронешь – развеет.
Я огляделся – в который раз.
И заметил его.
Инквизитора.
Инквизитора не спутаешь ни с кем – ни со Светлым, ни с Темным, ни тем более с обычным человеком.
Инквизитор смотрел на меня в упор, и непонятно, почему я заметил его только сейчас.
Он был один, совершенно один, вне всяких суетных силовых раскладов, альянсов и договоров. Он олицетворял Справедливость и Инквизицию. Он хранил Равновесие. Надо ли спрашивать, зачем он здесь?