- "Пусть всегда буду я-а-а", - на одной ноте, почему-то всегда с конца, затягивает Чингисхан.
- "Пусть всегда будет ма-а-а..." - вспоминает про маму Наташа.
Толкаясь и сбивая друг друга, они продолжают терзать песню:
- "Пусть всегда будет па-па-а..."
- "Пусть всегда будет бабушка-а!"
Ах, какую святую правду они поют!
Внезапно всё утихает - гости принимаются за серьёзные дела. Через некоторое время захожу к ним в комнату. Господи! Чингисхан стоит с ногами на моём письменном столе и с видом человека, занятого ответственнейшим делом, тянется к портрету Пушкина. Ей непременно нужно снять его... и бросить на пол. На полу уже валяются левитановский "Март", кипы журналов и газет. На этой бумажной перине лежит, прижимая куклу, Наташа.
- Что ж это вы натворили, негодницы? - не выдерживаю я.
- Иди! Иди! - стучит ногой по столу Чингисхан.
- Иди! Иди! - машет в воздухе ногой Наташа: ей лень подняться, но и от Чингисхана отставать не хочется.
- Дети, - пускаюсь я на хитрость, - вас зовут домой ваши мамы.
- Ай! Не хотим домой! - в один голос кричат озорницы и прячутся под стол.
А когда на самом деле приходят мамы, перед ними открывается зрелище, похожее на поле боя, только что оставленное бежавшим противником.
- Бож-же мой! - всплёскивают руками мамы. - И как вы их только терпите? Почему вы их пускаете к себе?
Чудачки!.. "Почему"? Ну как же ты их не пустишь, как ты их не будешь "терпеть", этих Чингисханов...