— Богатые люди за определенный взнос вступают в клуб, который гарантирует либо сохранность их капитала, либо его преумножение. Выбирается староста, он ведает основными фондами. По типу бандитского общака. Если у кого-то из членов проблемы — ему выделяют деньги под проценты или залог. Советы, юридические консультации, адвокаты в случае непредвиденных обстоятельств и так далее. У них все схвачено — банки, кредиты.
— А что про портовиков? — Дима стоял перед ним в плавках и носках.
Хрустов, немного оторопев, рассматривал белые носки и черные плавки.
— Предположительно, город контролируется так называемыми центровиками и портовиками. За центровиками — дележ прибыли крупных предприятий, незаконные сделки с ресурсами и военной техникой, за портовиками — море, рыба, перевозки. Если исходить из той информации, которую вы дали, данный финансовый клуб под вывеской поэтического салона относится больше к центровикам.
— Есть еще в городе такие клубы? — Дима отжимался от пола одной рукой.
— Да. Есть что-то подобное в клубе моряков. Соответственно там управляют портовики. Особой вражды между клубами не замечено, но в прошлом году пристрелили заместителя отдела эксплуатации пассажирских судов и двух директоров коммерческих банков. Какая-то война идет, нужно ли влазить так глубоко, чтобы выдергивать имена? Это дорого.
— Нет, спасибо. Отличная работа. С завтрашнего дня веди меня. Поедем в оперу.
— Не люблю оперу, — сказал Хрустов. Дима удивленно посмотрел на него.
— А еще? — спросил он.
— Что — еще?
— Еще что ты не любишь?
— Еще я не люблю дождь, макароны и вредных женщин. — Хрустов сам не понимал, почему его потянуло на разговоры.
— Насчет дождя не обещаю, от макаронов ты точно будешь избавлен, но вот вредных женщин в опере хоть отбавляй. — Дима смотрел серьезно, даже грустно. Хрустов не сразу понял, что это смешно.
Вечером следующего дня Хрустов дремал в дорогой ложе, а Дима рассматривал в бинокль женщин в партере. Надрывалась на сцене певица, умоляюще протягивая руки в оркестровую яму. Хрустов почему-то подумал, как ей трудно вот так петь, ослепленной, не видя ни одного лица. Певица была в возрасте и в теле, а изображала страдающую проститутку, как Хрустов понял из программки. Потом она поубивает всех детей и напоследок — себя. Он зевнул. Еще два акта. Хрустов заметил, что его клиенту нравится слушать музыку и певицу, он сидел рядом совершенно расслабленный, в некоторых местах удовлетворенно кивал головой, словно соглашаясь, что именно так и надо петь это место.
В антракте Дима нашел Ирину, подошел к ней и, целуя руку сквозь тонкую перчатку, наткнулся взглядом на насмешливо-угрожающий взгляд коротко стриженного седого мужчины.