- Уже все нормально. Скоро кончатся две недели. Мазь от смерти, помнишь? объяснил Федор, видя недоумение Платона.
- Конечно, конечно, - пробормотал тот, уходя: Он осторожно забрался под одеяло в твердой уверенности, что не заснет из-за всхрапываний Кваки. Стал думать, что лучше - отвести Федора к знакомому психиатру или не развеивать миф о великой силе заговоренной мази. Тоже... кстати, своеобразная психотерапия... Как хорошо и спокойно засыпается под ее сон...
Он встал очень рано, но Кваки в постели уже не было. Принял душ, тщательно выбрился, долго выбирал одежду. К светло-голубому пиджаку подобрал серый галстук с металлическим отливом. Потом полчаса выбирал туфли, открыв низкие шкафы для хранения обуви - двадцать четыре ящика вдоль длинной стены.
Платон Матвеевич ехал договариваться с Птахом. Он отлично выспался, сам сварил кофе на кухне под сонное бормотание Авроры. Платон впервые ехал на серьезные деловые переговоры, совершенно не подготовившись к ним. В том смысле, что без репетиций, без предварительного обдумывания вариантов вопросов-ответов, без составления плана беседы. Любой другой человек поступил бы так, будучи совершенно уверенным в себе. Платон же Матвеевич изо всех сил старался не строить никаких предположений и вообще не думать о предстоящем разговоре, потому что находился в состоянии жуткой паники. Сохранять внешнюю невозмутимость и видимость слоновьего спокойствия ему помогали только выверенные действия по исполнению примитивных бытовых необходимостей - четко отмеренные две с половиной ложки сахара в кофе, носки, подобранные в тон к туфлям, ненавязчивый одеколон, безупречный узел галстука.
В такси, правда, Платон позволил себе покуражиться над собственной самонадеянностью. Ему казалось, что он предусмотрел все, бессонными ночами проворачивая в голове ходы против себя и возможность выкрутиться из любой условно выстроенной в уме ситуации. Иногда даже Платону приходило в голову, что человек, задумавший его уничтожить, никогда в жизни не додумается до этих самых, выстроенных в его воспаленном мозгу ситуаций. Но... Выстраданная годами подготовки к подобному дню тактика сегодня никуда не годилась. Вместо реальной физической или бумажной борьбы, вместо преследований его обложили такими невыносимыми условиями существования, что поднесенный к лицу белоснежный платок уже воспринимался им самим как белый флаг сдающегося.
Именно состояние паники не дало возможности Платону поразмыслить над событиями прошедшей ночи. Конечно, гвоздодер в руках Федора над головой спящей Авроры насторожил, но теперь он лежал, закиданный маленькими подушками, спрятанный в одному ему (как Платон наивно надеялся) известном месте - в тайнике в его кабинете.