Но спрятать изделие куда сложней, чем пластинку, и Рон работал над ним только рано утром или поздно вечером, да и то не слишком часто.
Наконец, к середине мая почти все было готово. За это время Рон пристрастился ходить в лес к северу от цеха. Он был еще суше, чем южный, и там Рон, наконец нашел свои серебристые поляны. Правда, здесь лес был выше, чаще встречались дубы и рябины, и почти не было вереска, отчего лес выглядел менее уютным. Ротен облюбовал себе местечко между корнями огромного дуба, в двухстах ярдах от небольшого ручейка, сворачивавшего на юг, и подолгу сидел там, приманивая знакомую белку.
Эта рыжая белка, отощавшая за время зимы, наверное, жила поблизости и часто сиживала на ветках стоящей недалеко от дуба случайной сосны, где у нее, как полагал Рон, был склад.
Сначала Рон оставлял орехи и сушеные грибы, которые стащил на кухне, под сосной; затем, прислонив руку ребром к дереву, ждал, когда белка спустится вниз головой и заберет подарки прямо с ладони. Наконец, зверек так осмелел, что садился на ладонь, а иногда и на плечо и даже перебегал по земле к дубу, где сидел мальчик, и требовал угощения. Правда, когда Рон както захотел ее погладить, он потом дня три не мог как следует работать левой рукой — зубы у белки оказались острые.
И вот, утром выходного дня, когда (Рон знал точно) никому не взбредет в голову его искать, мальчик взял свое детище и пошел к дубу. Предварительно он завернул к ручейку и набрал в кубок воды. Усевшись поудобнее, Рон сперва закрыл глаза, чтобы сосредоточиться и как следует все вспомнить.
Но вот его глаза открылись. Круги и спирали завораживали, уводили вглубь. Ни у Рона-ротена, ни у Рона-раба ничего бы не вышло. Он бы просто в это не поверил, и скептицизм сковал бы ему мозг. Но Рон — житель Мэгиены уже смотрел в кубок Эмрио и пережил переброску через кристалл.
И ему это удалось! Поверхность воды позеленела, и мальчик увидел лес, а сквозь ротоуки просматривался его родной форт и стража у ворот. Рону показалось даже, что он узнал одного из воинов, но тут его сеанс был прерван.
— И что же ты хочешь в нем увидеть? — раздался сверху насмешливый и чуть печальный голос. Рон вздрогнул, пролив воду себе на колени, и поднял голову. Перед ним стоял рыжеволосый парень, лет двадцати пяти. Таких огненно-рыжих волос Рон еще ни у кого не видел. Они были аккуратно обрезаны, так что не падали на плечи. Глаза у незнакомца были тоже необыкновенные — желтые, как у кошки, но золотистей. Казалось, в них поблескивали огненные искорки. Цвет кожи и волос выдавал в нем уроженца северо-восточного материка. На нем были теплые непромокаемые штаны. (Несмотря на то, что уже стоял май, было еще холодно.) Такую же меховую куртку, прикрытую непромокаемой тканью, он все же снял и привязал себе на пояс. Рубашка на нем была ярко-красная, без каких-либо нашивок, а за спиной висел опять-таки непромокаемый рюкзак, из которого торчала гитара. Единственным украшением юноши была вышитая повязка, прикрывавшая уши и удерживавшая волосы. Он опирался на дорожный посох, а на ногах, в отличии от большинства жителей Мэгиены у него были не сапоги, а сандалии на босу ногу. Рон знал, что они очень удобны при долгой ходьбе по лесу — не трут, вода свободно проходит между ремешками и нигде не хлюпает, а ноги во время ходьбы не мерзнут и быстро высыхают. Но зимой их, конечно, не наденешь.