— Старший инспектор разрешает мне взять вас с собой, если вы не возражаете ненадолго стать другом покойного.
В больнице их сначала долго отсылали от одного сотрудника к другому. Но в конце концов им удалось добраться до деловитой, проворной старшей сестры, в чье отделение привезли мистера Дэвиса в тот злосчастный вечер. К ней вскоре присоединились две практикантки, которые в тот день несли дежурство — одна днем, а вторая — ночью и наблюдали его в последние часы жизни. Все они в один голос утверждали, что мистер Дэвис не издал ни одного звука, более внятного, чем стон.
Фрэнк поднялся, и был вознагражден восхищенным взглядом более хорошенькой из двух практиканток.
— Что ж, большое вам спасибо, сестра.
Мисс Силвер кашлянула.
— А пациенты на соседних койках не могли ничего слышать?
Любезная прощальная улыбка старшей сестры погасла.
— Боюсь, они вам ничем не смогут помочь. Видите ли, вокруг его кровати стояли ширмы, кроме того, как вы уже знаете, он был без сознания.
— Возможно, если бы вы оказали мне любезность и позволили записать их имена и адреса, исключительно ради моего собственного удовлетворения…
— О, разумеется, но, боюсь… Мужчина, что лежал справа, умер на следующий день. Йейтс, сосед с другой стороны, все еще здесь. Кстати, завтра он выписывается У него случился довольно тяжелый рецидив.
Мисс Силвер устремила на сержанта колючий, властный взгляд, и тот повиновался.
— Может быть, мы могли бы повидаться с этим человеком, Йейтсом…
Они разыскали мистера Йейтса, добродушного, общительного кокни, вполне расположенного поговорить. Сестра оставила их наедине. И после краткого вступления мистеру Йейтсу задали вопрос: помнит ли он своего покойного соседа, попавшего под машину седьмого декабря?
— А че, помню! У меня с ногой было плохо, а не с головой. Токо несколько часов еще помыкался, бедолага, и помер. А нечего старикашкам вроде него в темноте перед машинами скакать, понятно? У них глаз уж не тот, понятно? Занервничал, остановился — и сбили его. Жалко.
— Говорил ли он что-нибудь?
— Да у него ширм понаставили кругом. Это всегда так — если бедолага скоро коньки отбросит, ему вокруг ширмы ставят. Как-то раз и мне начали ставить, токо я их быстренько образумил. Эта, рыженькая сестричка. Хорошенькая киска! Ну, а я ей: «Вы мне тут ширмы не ставьте, я их всех посбиваю, ясно?» А она: «О, Йейтс!», а я: «Нечего тут „О, Йейтс, о, Йейтс!“ Кода меня рожали, никто мне ширм не ставил. Нас восемь человек в комнате было. Так что я и помереть могу в толпе, как и родился. Токо я помирать не собираюсь, можешь так сестре и сказать. И привет передай заодно». Ну, она опять: «О, Йейтс!» — и идет за сестрой. Но никаких ширм я не дал тут понаставить.