— О, когда-то у меня был пес по имени Вурзел.
Девушка затаила дыхание. Немного подождав, она так же осторожно спросила:
— Когда это было?
— Мне было десять, — ответил он и подпрыгнул на месте: — Я это помню!
— Да, помните.
Уильям во все глаза смотрел на Кэтрин, напряженный, поглощенный новой мыслью.
— Тогда я это помнил, а сейчас — нет. Я только знаю, что вспомнил это в тот момент…
Кэтрин быстро остановила его:
— Не так. Воспоминание пришло, когда вы думали о чем-то другом. Я уверена, оно не вернется, если вы будете так напрягаться.
Он кивнул.
— Да, так ничего не выйдет, верно?
Уильям потянулся и положил рисунки ей на колени.
— Посмотрите, что вы об этом думаете?
Там были изображены всевозможные вороны: важные, свирепые, беспечные, воинственные, хищные. И каждому из них он ухитрился придать ту живость, благодаря которой все его деревянные животные казались настоящими.
— Действительно очень хорошо.
— Подождите немного, — сказал Уильям, забрал листы и через некоторое время снова протянул их Кэтрин. Когда девушка взяла рисунки, его рука слегка коснулась ее и задрожала. Уильям мгновенно сдержал дрожь, но теперь ему стало ясно, что он не может доверять себе. Он должен еще повозиться с воронами, а потом встать и уйти. Потому что если он останется, то не сможет удержаться и начнет ухаживать за Кэтрин. А этого нельзя допустить. Она здесь совсем одна, и она пригласила его только на чашку чая. Он не может воспользоваться ее добротой. И конечно, он не может проявлять к ней повышенное внимание в магазине! Ведь сейчас так много начальников, которые используют свое положение, чтобы сбивать с толку девушек. Уильям вновь занялся воронами.
Кэтрин разглядывала его. Было очень трудно угадать его мысли. Ее вновь охватило это чувство на грани слез и смеха, которое она так часто испытывала, общаясь с Уильямом Смитом. Он был влюблен в нее и хотел бы ей в этом признаться, но не смел, боясь причинить ей неудобства, — она ведь работала в магазине Таттлкомба! Сама Кэтрин пока не была полностью уверена, хочется ли ей услышать его признание. В их отношениях наступил особенный момент, хрупкий и скоротечный. И прелесть этого мига заключалась в невозможности бесконечно продлевать его. Он напоминал февральский день. В воображении Кэтрин возникла картина: в прозрачном воздухе — легкое волнение, в небе синий просвет величиной с ладонь, облака еле движутся, ландшафт, окутанный прозрачной дымкой, видимый лишь наполовину, кажется больше, чем на самом деле, и наполняется волшебством. Еще дремлющие, почки грезят о том, как превратятся в цветы и плоды. В таких днях есть очарование, но и февраль должен пройти своим чередом. Кэтрин могла бы повторить слова Фауста: «Остановись мгновенье, ты прекрасно!»