Они дошли до конца Грина. Мисс Силвер оставалось только перейти дорогу, чтобы увидеть приветливый свет в окнах дома миссис Войзи. Она остановилась. Алан Гроувер отпустил ее руку.
— Вы меня чрезвычайно заинтересовали, мистер Гроувер. В том, что вы говорите, есть смысл, я это обдумаю самым тщательным образом. Спокойной ночи.
Прошло еще немало времени, прежде чем Рэндал Марч смог отправиться домой. Он был рад покончить с делами дня и расстаться с суперинтендантом Дрейком. Реакция Дрейка на следы, найденные мисс Силвер, была прямо-таки неистовой. Он был подавлен, оскорблен, унижен. Он высказал предположение, что следы могли быть оставлены и в любой другой день, а когда Марч напомнил ему, что в среду днем шел сильный дождь, снова разобиделся. Конечно, для офицера полиции нет ничего мучительнее, чем видеть, как ведется подкоп под его стройную версию, или как она рассыпается, так что никакими силами не удержать. Имея двух подозреваемых, Карра и Рету, Дрейк находился в состоянии блаженства и самодовольства. Это было его первое дело об убийстве. Впереди маячило повышение по службе. Общественное положение обвиняемых льстило его классовому сознанию. Ему не понравилось, когда Хоулдернесс выдвинул альтернативную фигуру Сирила Мейхью — никто и не стремился доставлять ему удовольствие, — но он повел себя достойно, как офицер, желающий только узнать правду.
И вот — следы ног неизвестной женщины, которая никак не вписывается в картину! Тут любой выйдет из себя, тем более что он должен был сам их обнаружить, за что шеф уже выговорил ему. Все обстояло бы еще не так плохо, если б это были следы мисс Крей, но они не ее, и у него нет никаких догадок. Он не желал, чтобы шеф указывал ему еще раз. С некоторой горечью Дрейк отметил, что если бы ему пришлось выбирать между делом, в котором нет подозреваемых, и делом, где они роятся, как мухи, он бы выбрал первое, да еще спасибо сказал — в этом шеф был с ним полностью согласен, что не часто случалось за время их сотрудничества.
Что ж, работа закончена — следы сфотографированы, залиты цементом, над ними натянут брезент, защита от перемены погоды. И Рэндал Марч отправился домой.
Он покинул Меллинг и медленно поехал по узкому темному проулку. С обеих сторон тянулась живая изгородь — неухоженные, разросшиеся кусты, местами прерываемые черными дырами. На дороге не было ни души — ни света фар других машин, ни низко висящего фонарика велосипеда, ни пешеходов, жавшихся к кустам. Одиночество и темнота были приятны. Физически он устал так, как не уставал долгие годы; смертельно болела и голова. В последние два дня его мысли шарахались из стороны в сторону, боролись, бунтовали. Даже когда он призывал их к порядку, удерживал равновесие между обвинением и защитой, выполнял работу без опасений и поблажек, он не был уверен, что чаша весов не перевешивает в ту или другую сторону.