На следующий день Филип Джоселин вернулся домой к четырем часам. В холле его перехватила Милли Армитидж.
— Филип, иди сюда. Нам надо поговорить.
— В чем дело?
Взяв Филипа под руку, Милли увела его в кабинет, удобно расположенный в противоположном от гостиной крыле дома. Подобно большинству комнат, кабинет носил условное название, но вдоль его стен выстроились шкафы с книгами. Здесь было уютно, ржаво-красные шторы и глубокие кожаные кресла придавали кабинету жилой вид.
Прикрыв за собой дверь, Филип с любопытством перевел взгляд на тетю Милли. Он был искренне привязан к ней, но хотел, чтобы она скорее перешла к делу. Случилось что-то серьезное, а тетя Милли, вместо того чтобы заявить об этом напрямик, мялась в нерешительности.
— Мы пытались дозвониться до тебя, но нам сказали, что ты уже покинул клуб.
— Да, Блэкетт пригласил меня к себе. А в чем дело? Где Лин? С ней ничего не случилось?
— Нет.
Милли Армитидж мысленно обратилась к самой себе: «Видишь, он первым делом вспомнил о ней. Он к ней привязан, и эта привязанность крепнет с каждым днем. Но что теперь в ней толку? Все-таки я грешница… О, господи, какая путаница!»
— Тетя Милли, в чем дело? Кто-нибудь умер?
Миссис Армитидж с трудом удержалась, чтобы не ответить: «Гораздо хуже!» Взяв себя в руки, она молча покачала головой.
Уже не скрывая нетерпения, Филип продолжал допытываться:
— Тогда что же стряслось?
Милли Армитидж выпалила на одном дыхании:
— Энн вернулась.
Они стояли у письменного стола, Филип держал в руках снятые пальто и шляпу. У него, светловолосого и рослого, как все Джоселины, черты лица были более резкими, глаза имели тот же оттенок, что и у Энн, брови были не изогнутыми, а словно надломленными на изгибе, волосы выгорели под тунисским солнцем. Помолчав минуту, он бросил шляпу на стул, повесил пальто на его спинку и негромко спросил:
— Ты не могла бы повторить еще раз?
Милли Армитидж держалась из последних сил. Выслушав просьбу Филипа, она произнесла с расстановкой, будто втолковывая что-то ребенку:
— Энн вернулась.
— Я все слышал, просто хотел убедиться. И что же это означает?
— Филип, не надо! Я ничего не смогу объяснить, если ты будешь так себя вести.
Его надломленные брови взлетели вверх.
— Как именно?
— Негуманно. Она жива… она вернулась… и она здесь!
Впервые за все время разговора в его голосе послышался металл.
— Ты сошла с ума?