— Нет нашей вины! — хрипит гонец. — Еще до сумерек подошли мы к городу урусов, и Ульджай-ноян велел идти приступом немедля; там нет стен, это не стены, это саманные дувалы, как в Хорезме, такие не стоят и часа осады. Я вспрыгивал на такие стены прямо с конской спины, на скаку…
Чериг смирился со смертью и потому кричит: да! Ульджай-ноян сделал все правильно, как заведено! Джаун пошел наметом, и богатуры кинули ремни с крючьями на стены, и урусы завопили в испуге, потому что не ждали внезапного удара… но ворваться в город все равно не удалось; он, Тохта, сам был на стене, а потом оказался в снегу, в сугробе… и другие тоже были рядом, и были сброшены урусами, но как?! — никто не может сказать…
…Гонец был готов умереть, и это спасло ему жизнь. Но, будучи правдой, услышанное было непонятно. Все это надлежало обдумать тотчас, но — медленно, без спешки.
— Иди, — едва шевельнул губами Бурундай, с омерзением глядя на каплю слюны, шипящую на кромке очага.
Кипчак выполз.
Думай, Бурундай, думай! Разве так уж плоха весть? Нет. Найден город урусов — это хорошо. Богатый город, с казной ульдемирского хана — опять хорошо. Маленький город с низкими стенами — совсем хорошо.
Три пальца загнуты на правой руке. А левая?
Не взят с налета маленький город — это плохо. Отборный джаун, сотня черигов, ждет подкрепленья против кучки урусов — еще хуже…
Два пальца меньше, чем три. Значит, рано гневаться на Ульджая.
И сам довольный собой, проявившим мудрость, достойную Субедэ, Бурундай ухмыльнулся. Уже без злости вспомнил, как вопил, защищая свою глупую жизнь, кипчак. Э! Только ли свою? Ну-ка: «…джаун-у-ноян делал все правильно!» — вот о чем еще вспомнил воин в смертный час!
Значит, любят Ульджая богатуры?
Медленно сгибается четвертый палец правой руки.
Ноян Ульджай — бычок темника. Им замечен, им и вытащен из навоза, как некогда вытащил темник Субедэ нухура Бурундая. Не имея таких всем тебе обязанных, не стоит и мечтать о славе и о месте у ног хана. Это потом уже, после, подумает Ульджай: всем обязан я тебе, о Бурундай, — и потому ненавижу. Не скоро это будет, очень не скоро. А пока что любовь черигов к Ульджаю — залог не сотника силы, а темника…
И это — лучшая из вестей, принесенных кипчаком.
Ненадолго прекратил обдумывать услышанное. Еще не все встало на места, но главное прояснилось — и, раньше чем решать, следовало остыть, расспросить знающего человека.
Хлопнул в ладоши.
— Приведи булгарина! — приказал вбежавшему нухуру.
Пока бегали, искали, протянул руку пленнице; та поднялась, глядя с опасливой благодарностью, готовая в любой миг отпрянуть. Коротким толстым пальцем провел по щеке, вновь подивившись нежности урусской кожи. Подмигнул, цокнул языком, ободряя; потянув за собою, подвел к наваленным грудой урусским одежкам, знаком показал: выбирай…