– Тебе плохо, Алек? – спросил робот.
Человек вздрогнул:
– Нет, ничего! Не беспокойся, Дирак. Я чувствую себя нормально. А как Казимир?
– Сейчас он в биологической камере.
– Я хочу его видеть, – сказал Алек.
Робот нажал одну из кнопок на маленьком пульте, экран засветился. Казимир лежал полуобнаженный под ярким светом рефлектора, недвижимый и бледный; жизненная сила понемногу возвращалась к нему. По тонким биопроводникам, густой сетью покрывавшим его грудь, пульсировала плазма. Дирак, несомненно, сделал все, что нужно, и тем не менее Алек ощутил неясный страх. Строгий, почти суровый профиль Казимира казался совершенно безжизненным, глаза ввалились, словно у покойника. Да, анабиоз один из видов смерти, хотя и строго дозированной.
– В каком он состоянии? – спросил Алек встревоженно.
– Все нормально… Через два часа разбужу.
– Ну хорошо, – сказал человек.
– Сейчас принесу тебе поесть. И прошу тебя, не делай глупостей, попытайся проглотить.
– Не беспокойся, – ответил Алек и через силу улыбнулся. – Как ты думаешь, смогу я стоять?
– Не хуже, чем после любого, другого путешествия.
– Тогда попробуем.
– Нет, еще рано.
– Я хочу, Дирак. Прошу тебя, дай мне руку.
Робот молчал в нерешительности. Желания людей были для него законом, кроме тех, конечно, которые могли обернуться серьезной опасностью для них самих. Но сейчас, кажется, человеку ничто не угрожало.
– Хорошо, – сказал он. – Но только ненадолго.
И он протянул ему свою холодную руку в мягкой рукавице. Алек медленно поднялся, но вдруг почувствовал, что ему дурно.
– Да, действительно, еще рано, – обессиленно произнес он. – Иди, Дирак, принеси поесть. Может быть, тогда мои дела пойдут на лад.
Дирак посмотрел на него отполированными, блестящими линзами и бесшумно исчез.
Часы неутомимо тикали на стене – круглые, старые, смешные часы. Время проделывало с ними разные шутки, но они все так же педантично и уверенно, с обманчивой точностью делали свое дело. Они были слепы и беспомощны; только Дирак из каких-то особых соображений уделял им серьезное внимание. А люди на них даже не смотрели.
Невооруженным глазом можно было уже видеть Хелу – маленькую синюю звездочку, холодную, не мерцающую. Она вызывала у него сейчас странное чувство: смесь враждебности и горькой, неясной боли, наполнявшей сердце. Что бы он там ни встретил, это не станет ему близким, всегда будет чуждым, далеким и непонятным. Какие бы живые существа ни населяли ту планету, они тоже никогда не поймут его.
Неожиданно засветился экран, и он увидел перед собой Казимира, его бледное лицо, его глаза, которые сейчас улыбались.