Я проехал двадцать миль и стал искать место, где бы остановиться. Дорога здесь поднималась на насыпь; я подумал, что, если спуститься по склону, это мне подойдет. Я остановил машину. Джин вышла первой. Я нащупал револьвер Лу в кармане. Я не хотел прибегать к нему прямо сейчас. Даже одной рукой я мог бы прикончить Джин. Она наклонилась, чтобы поправить туфлю, и я увидел ее ляжки под короткой юбкой, плотно облегавшей бедра. Я почувствовал, что во рту у меня пересохло. Она остановилась возле куста. Там было место, откуда не видна дорога, если присесть.
Она вытянулась на земле; я взял ее тут же, но не пошел до конца. Я постарался успокоиться, несмотря на это проклятое возбуждение в низу живота; мне удалось доставить ей наслаждение прежде, чем я сам что-то почувствовал. В этот момент я заговорил с нею.
— Вам всегда так хорошо, когда вы спите с мужчинами с другим цветом кожи?
Она ничего не ответила. Она совершенно остолбенела.
— Потому что во мне одна восьмая негритянской крови. Она открыла глаза, а я рассмеялся. Она ничего не понимала. Тогда я все ей рассказал; в общем, всю историю малыша, как он влюбился в девушку, и как отец и брат девушки занялись им; я объяснил, что хотел сделать с Лу и с нею, заплатив двумя за одного. Я порылся в кармане, нашел браслет Лу, показал ей его и сказал, что сожалею о том, что не смог привезти ей глаза сестры, но они были слишком повреждены после небольшой процедуры, изобретенной мною и проделанной над ней.
Мне было тяжело говорить все это. Она была здесь, лежала на земле с задранной на живот юбкой. Я почувствовал, как что-то движется у меня вдоль спины, и рука моя сжалась на ее шее, и я не мог этому воспротивиться; это подступило, это было так сильно, что я отпустил ее и почтивстал. Лицо у нее уже посинело, но она не двигалась. Она дала себя задушить, ничего не сделав. Она, наверное, еще дышала. Я вынул из кармана револьвер Лу и всадил ей в упор две пули в шею; кровь брызнула ключом, медленно, рывками, с влажным шумом. Под веками ее можно было увидеть тонкую белую полоску; она как-то передернулась, думаю, именно в этот момент она умерла. Я перевернул ее, чтобы не видеть больше ее лица и, пока она была еще теплая, я сделал с нею то, что уже делал у нее в спальне.
Я, наверное, потерял сознание после этого; когда я пришел в себя, она была совершенно холодная, и ее невозможно было сдвинуть с места. Тогда я бросил ее и вернулся к машине. Я с трудом волочил ноги, что-то блестящее проносилось перед моими глазами; когда я сел за руль, то вспомнил, что виски — в нэше, и моя рука опять начала дрожать.