- Есть одна прикидка. Но это - длинный разговор. Там четыре дырки в подушке.
- Что? Стреляли? - изумился Костыль.
- Стреляли.
Он еще раз заглянул через дверь в спальню.
- В милицию звонили?
- Не додумались! - едко съязвил Вадик, неожиданно приободрившись.
- А ты молчи, когда люди разговаривают! - рыкнул в его сторону Жорик.
Вадик все понял и заткнулся.
- Значит, так, - решительно произнес Костыль. - Сейчас все поедете со мной. По дороге расскажешь, кто и что к тебе имеет. Быстро оделись. Ты так и будешь с голой жопой сидеть? - вопрос был адресован ко мне.
Только теперь я вспомнил, что с ночи не одет.
- Сюда я пришлю уборщика, - продолжил Костыль. - Трупы уберут. Все приведут в порядок. Боже мой! Боже мой! Ну, натворили! Как прикажете теперь это говно разгребать?
Я в приказном тоне распорядился, чтобы Сашка и ее мать одевались. Затем, переступая через трупы в прихожей, мы все проследовали за Костылем.
У парадного стояла машина, в которой сидели трое его людей. Их он оставил у дома вместе со своей новехонькой "вольво". Сам сел за руль моей "БМВ" и включил двигатель...
Глава вторая
КОСТЫЛЬ
Небрежно придерживая левой рукой рулевое колесо, Жорик лихо вел машину по пустынным утренним улицам Питера. Правую держал на колене, отстукивая пальцами ритм звучавшей в динамике песенки. Автомагнитолу он включил, как только уселся за руль моей машины. Мне, например, сейчас было не до песен. В околошоковом состоянии находились Сашка с матерью. Вадик клевал носом. Перебрал по причине растрепанных чувств. И, пока алкоголь не отступил, все ему было по барабану.
Мне с трудом представлялось, как Жорик уберет четыре трупа из квартиры и каким образом вообще сие событие может остаться вне поля зрения правоохранительных органов. Может, все-таки нужно было позвонить в милицию?
Годы, проведенные за тремя рядами колючей проволоки, перековывают человека. Так или иначе деформируется сознание. В целом понимание окружающей действительности уже далеко не то, что было до отсидки. Недоверие к ментам становится превалирующим над всеми другими чувствами. И те, кто с пеной у рта разглагольствует о чести и незапятнанности милицейского мундира, вызывают лишь кривую усмешку. "Не делайте мне больно, господа!"
Может, я и не прав, конечно. Наверное, есть менты правильные. Но - дело сделано - за помощью я обратился не в ментовку, а к Жорику Костылю, ибо в ту милицию, которая "меня бережет", давно не верю.
Наблюдая за тем, как мой зоновский дружок ведет машину, я невольно обратил внимание на покалеченную кисть его левой руки. И вновь накатили воспоминания из лагерной жизни. Ну никуда от них не деться. Хочу все забыть, вычеркнуть из памяти, отречься от прожитого и - не могу...