Тот же порыв охватил и знать. Лорды, духовенство, придворные шумели, топали ногами и аплодировали так же, как и простолюдины. Сам король в первый миг не удержался и, вскочив с кресла, зааплодировал. Ричард Глостер кричал:
– Браво, Бурый Орел! Браво, сэр Филип! Элизабет счастливо улыбалась – все разрешилось так просто. Повернувшись к мужу, она сказала:
– Нэд, я так люблю, когда ты смеешься!
Король поцеловал ее ладонь. А Ричард-горбун вновь кричал:
– Да здравствует Филип Майсгрейв! Да сопутствует тебе удача в бою и в любви, герой!
Ричард был весел. Но Бог весть, почему улыбка покинула уста короля. Откинувшись в кресле, он подал знак распорядителю турнира, чтобы состязания продолжались.
Вновь зазвучала медь, заглушая людской гомон. И хотя зрители еще горячились, обсуждая на редкость красивый поединок, однако многие уже с нетерпением поворачивались к арене, ожидая новых игрищ.
Рыцари-бургундцы толпились у северных ворот. Теперь их было четверо, и они были явно обескуражены победой неизвестного им рыцаря. Посоветовавшись, они выслали на арену непобедимого графа Кревкера. Сейчас им нужна была только победа, чтобы хоть как-то умерить пыл англичан.
Зрители, затаив дыхание, следили, кто же выйдет сражаться с бургундцем. Наконец английский рыцарь появился на арене. Это был оксфордширец Саймон Селден. Он считался превосходным бойцом, и недаром его пригласили издалека постоять за добрую старую Англию, невзирая на то, что еще совсем недавно он сражался за Ланкастеров.
Но, увы! Его, как и многих других, ожидало поражение. И хотя Кревкер пошатнулся в седле от его удара, сам Селден опрокинулся на круп коня, при этом потеряв стремя, а это считалось поражением.
Потом Жак Савойский, Пенсиль де Ривьер, Антуан де Курси и тот же Кревкер красиво, словно играючи, вывели из строя четверку англичан. Зрители приуныли. И хотя они аплодировали воинскому искусству гостей из-за моря, настроение упало.
Долгожданный день вместо обещанной радости принес лишь чувство горечи и досады. Поговаривали, что, видно, упал воинский дух в старой Англии, раз не находится того, кто мог бы достойно проучить бургундцев.
Впрочем, щадили только Майсгрейва, ибо он один сегодня не ударил в грязь лицом. Сэр Филип стоял возле ворот, из которых выезжали его соотечественники. С ног до головы закованный в латы, он напоминал скорее статую из литой стали, нежели существо из плоти и крови. Насколько можно судить о человеке в доспехах, он был неплохо сложен: могучий в плечах, длинноногий, стройный в талии и бедрах.
По правилам турнира Майсгрейв мог еще участвовать в состязаниях, и многие возлагали надежды на его выход. И когда рыцарь направился к своему коню и легко, словно не ощущая тяжести доспехов и не касаясь стремени, вскочил в седло, зрители довольно загалдели.