Обряд был закончен, и я с белой завистью подумал о простоте его и мудром смысле - старший в семье собирает родных и, как папа римский, как патриарх всея Руси, как мулла или раввин, вершит священнодействие, не имея сана, а только веруя и тем самым обретая право, если и не отпускать грехи, то очищать душу свою и близких. когда дедушка забывал текст, то ему хором помогали внуки, и царила атмосфера веселой доброты и взаимности.
Мы опять сели в машину, и Ричи отвез нас к своим друзьям, в жилах которых, как оказалось, течет не красная, а голубая княжеская кровь. Потомки шахов и раджей - нечопорные, веселые ребята - отдав дань уважения старшим, гуляли на свой лад, налили нам тут же по стакану и потащили на плоскую крышу, где гремела музыка и располагался целый склад боеприпасов.
На ограждающих перилах горели глиняные плошки, в центре стоял многоярусный глиняный канделябр со множеством свечей. У Ричи азартно загорелись глаза - вставив в бутылочку из-под пепси деревянную палочку с ракеткой на конце, он поджег фитилек, и она, шипя, улетела вверх, где с треском рассыпалась в яркий шар среди таких же разноцветных огней, запускаемых с других крыш. Выложив на полу ленточку-гусеницу, состоящую из мелких зарядов, он устроил пулеметную пальбу, а из пузатой, как груша, колбочки зажег фонтан огня высотой метра в три.
Не было дома в округе, где были бы темные окна, все балконы и крыши сияли гирляндами огней, небо светилось от фейерверков, и казалось, что нет на всем белом свете иного, кроме праздника. И не может быть.
Ричи познакомил нас со своей девушкой. Звали ее Сита.
Если Ричи был из брахманов, то Сита принадлежала к купеческой касте, и родители Ричи никак не решались дать разрешения на их брак. Любовь Ричи к Сите была еще одной причиной, почему он не хотел работать где-то в Штатах или Японии. Такие конфликты - не редкость в местных семьях, и почти каждый день в газетах появляются объявления с портретами убежавшего из семьи молодого человека и просьбой: "Дорогой сын! Вернись, мы все простим..."
Когда Ричи отвозил нас домой поздней ночью, на улицах было светло, как днем, - город , окутанный сизым дымом, продолжал палить и сиять, правда, не столь уже интенсивно. По пути Ричи о чем-то умоляюще просил Ситу. Она пожимала плечами, потом со вздохом согласилась, и Ричи погнал машину в центр города, где вовсю торговали какие-то лавки, исчез в одной из них и вернулся затаенно счастливый с большим бумажным мешком. Далее мы добрались до дома Ситы и на огромном пустыре за домами выложили ленту-гусеницу длиною метров в пятьдесят. Пулеметная очередь получилась оглушительно нескончаемой. Даже спящие темные дома квартала осветились. Ликованию Ричи не было предела, он даже поцеловал мгновенно смутившуюся Ситу.