Холодок пробежал по столовой. Я отвел Себастьяна в его комнату; его родные пошли к молитве. Наверху я заметил, что графин уже пуст.
– Вам пора лечь спать, – сказал я. Тогда Себастьян заплакал.
– Почему, почему вы принимаете их сторону против меня? Я знал, что так будет, если я вас познакомлю. Почему вы шпионите за мной?
Он говорил еще много такого, что мне мучительно вспоминать даже теперь, через двадцать лет. Наконец мне удалось его уложить, он уснул, и я печально отправился к себе.
На следующее утро он вошел ко мне чуть свет, когда весь дом еще спал; он раздернул шторы, и, проснувшись от этого звука, я увидел его – он стоял ко мне спиной, одетый, курил и глядел в окно туда, где длинные рассветные тени лежали на росе и первые птицы пробовали голоса среди распускающейся листвы. Я заговорил, он обернулся, и на лице его я не нашел ни малейших следов вчерашнего опустошения – это было свежее, хмурое лицо обиженного ребенка.
– Ну, – сказал я, – как вы себя чувствуете?
– Довольно странно. Наверно, я еще немного пьян. Я сейчас ходил на конюшню, думал взять автомобиль, но там все заперто. Мы уезжаем.
Он выпел воды из графина у моего изголовья, выбросил в окно сигарету и закурил новую; руки его дрожали, как у старика.
– Куда же вы собираетесь?
– Не знаю. Видимо, в Лондон. Можно мне поехать к вам?
– Разумеется.
– Ну хорошо. Одевайтесь. Вещи пусть пришлют поездом.
– Мы не можем так уехать.
– Мы не можем здесь оставаться. Он сидел на подоконнике и, отвернувшись, смотрел в окно. Потом вдруг сказал:
– Вон из труб кое-где идет дым. Наверно, уже отперли конюшни. Пойдем.
– Я не могу так уехать, – сказал я. – Я должен попрощаться с вашей матерью.
– Верный пудель.
– Просто я не люблю удирать.
– А мне нет дела. И я все равно удеру как можно дальше и как можно скорее. Можете сговариваться с моей матерью о чем хотите, я не вернусь.
– Так вы говорили вчера.
– Знаю. Простите, Чарльз. Я же сказал, что еще немного пьян. Если для вас это хоть какое-то утешение, могу вам сказать, что я омерзителен самому себе.
– Для меня это совсем не утешение.
– Немного все-таки должно вас утешить, по-моему. Ну хорошо, если вы не едете, передайте от меня привет няне.
– Вы. в самом деле уезжаете?
– Конечно.
– Мы увидимся в Лондоне?
– Да, я остановлюсь у вас.
Он ушел, но я больше заснуть не смог. Часа через два пришел слуга, принес чай, хлеб и масло и приготовил мою одежду для нового дня.
Позже я пошел к леди Марчмейн; на дворе поднялся сильный ветер, и мы остались дома; я сидел у камина в ее комнате, она склонилась над рукоделием, и побег плюща с распустившимися почками бился о стекло.