Он появился в Варшаве, потрясенный арестом и неожиданным спасением. Ему нужны были спокойствие и отдых. Узнав, что у него и у меня - общие знакомые по Нижегородской губернии, Артамонов поручил его моему попечению.
Я жил тогда с семьей не в Варшаве, а в загородном дачном поселке Милянувек, где легко нашел Демидову комнату. Он стал бывать у меня ежедневно, постепенно отходя от испытания, но окончательно не успокоился. Его тянуло назад, в Москву, словно хотелось еще раз пережить опасность.
Поговорить с ним о Тресте мне не удалось. Он, действительно, вернулся в Россию и пропал там без вести в 1927 году, в дни самоликвидации М.О.Р.
7
Племянник генерала Врангеля, Петр Семенович Арапов, был исключением. В отличие от тех, кто предпочитал молчание, он был оживлен и разговорчив. Возможно, что это объяснялось дружбой с Артамоновым - они были однополчанами.
Он был высок, подвижен и явно не похож на пролетария. Сжатые губы и поднятая голова придавали лицу оттенок презрительной надменности, исчезавший в общении с {56} Артамоновым и мною, но об эмигрантских "стариках" в Берлине и Париже он отзывался саркастически. Помню, что первый переход границы его ничуть не беспокоил. Он верил в свою звезду.
Не берусь оказать, съездил ли он в Россию через Варшаву раз или дважды, но поездок - может быть, по другому маршруту - было несколько. Из первой он привез небольшой любительский снимок - кто-то сфотографировал его на Красной площади, у Кремлевской стены; из другой - фотографии митрополитов Петра и Агафангела, архиепископа Иллариона и патриарха Тихона в гробу. Из них последняя - значительно позже - была мною передана редакции парижской "Иллюстрированной России".
Запомнился его рассказ о случае, показавшем, насколько уже тогда эмигранты не знали некоторых частностей нового, советского быта:
"Границу перешли благополучно. Я отдохнул и, на следующее утро, сел в скорый поезд, идущий в Москву. Бумаги были в порядке. Бояться было нечего.
Пассажиров было немного. Я вышел в проход, остановился у окна и, глядя на бегущий мимо лес, закурил. С другого конца в вагон вошли два железнодорожных чекиста и кондуктор. Это меня не взволновало. Обычная подумал я - проверка документов и билетов, но они не остановились у первого купэ, а направились в мою сторону.
Опасность показалась очевидной. Нужно было мгновенно принять решение. Рука сжала лежавший в кармане револьвер. Я мог застрелить одного, но был бы убит выстрелом другого. Можно было выбежать на площадку, открыть дверь и выпрыгнуть на ходу, но и это было бы верной гибелью. Собрав силу воли, я не дрогнул. Они подошли и один из них укоризненно сказал: