Выслушав эту информацию, я ничего не ответил и пошел к себе в келью собирать вещи.
Сволочи и мерзавцы! – восклицал я мысленно, швыряя в чемодан грязные носки и мятые рубашки. Ему его время дорого, а мое недорого. Они думают, что я здесь буду сидеть в ожидании, пока они мне оплатят билет. Дудки! Не нужен мне ваш билет. Сам заплачу, не бедный. Но здесь не останусь больше ни одной секунды Дураков нет! Хватит!
Я уже хотел закрыть чемодан, но обнаружил, что в нем не хватает моих домашних шлепанцев. Куда же они запропастились?
Я стал шарить глазами по углам, когда дверь открылась и на пороге с веником и совком в руках появилась Степанида.
– Ой, барин! – воскликнула она. – Вы здеся!
– Чего тебе нужно? – спросил я.
– Да чего ж, прибраться немного хотела. Я-то думала, вы тама, а вы, гляди, здеся. Так я тогда, может быть, опосля?
На лице ее блуждала свойственная ей идиотическая улыбка.
– Погоди, – сказал я, ты моих тапок случайно не видела?
– Тапок? – переспросила она и стала думать, как будто я задал ей доказывать теорему Пифагора – А как же! – сообразила она наконец. – Это ваши эти слиперы «Slippers (англ.) – домашние тапочки.». Такие рыжие, без каблуков. Как же, как же, видала. Я их туды под кровать сунула, чтоб не воняли. Джаст э момент «Just a moment (англ.) – минуточку.».
Она стала на коленки и полезла под кровать, нацелившись на меня своим неописуемым задом. Короткая юбка ее задралась, обнажив полупрозрачные трусики с тонкими кружевами.
О, Боже! Я всегда был неравнодушен к этой части женской конструкции, но такого соблазна никогда в жизни еще не испытывал. Эти два наполненных загадочной энергией полушария притягивали меня, как магнит.
Борясь с соблазном, я попытался отвести глаза и раздраженно спросил, что она так долго возится.
– Сейчас, барин! – донесся ее певучий голос из-под кровати. – Минуточку, только глаза к темноте привыкнут.
– Да какая там темнота! – сказал я и, нагнувшись, хотел сам заглянуть под кровать, но потерял равновесие и вцепился руками в обе ее половинки, которые тут же затрепетали.
– Ой, барин! – донесся ее испуганный голос. – Да что это вы такое делаете?
– Ничего, ничего, – исступленно бормотал я, ощущая, как нежные кружева сползают с нее, словно пена. – Ты так и стой. Ты привыкай к темноте. Сейчас будет хорошо! Сейчас ты все увидишь! По-моему, ты уже что-то видишь! – задыхаясь, шептал я, чувствуя, как под моим сумасшедшим напором она слабеет и плавится, как масло.
Должен сказать, что я человек твердых нравственных принципов. И все мои знакомые знают меня как образцового семьянина. Но в тот момент я просто сошел с ума и совладать с собою не мог.