Хэй-хо.
* * *
Но тут в камине как бабахнет! Сжатый в полости сырого ствола пар вырвался наружу.
Ну, мама, конечно, из-за того, что она была, как все живые существа, целой симфонией химических реакций, закричала от страха. Химические вещества требовали, чтобы она испустила крик в ответ на бабах.
Но на этом химические вещества не успокоились. Им этого было мало. Они полагали, что настало время ей наконец сказать всю правду про то, как она на самом деле относится ко мне и к Элизе. Так она и сделала. Мало того, все как-то сразу пошло наперекосяк, когда она заговорила. Она судорожно сжала кулаки. Спина у нее сгорбилась, а лицо сморщилось, и она превратилась в старую-престарую ведьму.
– Я их ненавижу, ненавижу, ненавижу, – сказала она.
* * *
Не прошло и нескольких секунд, как мама сказала без обиняков, кого именно она ненавидит.
– Я ненавижу Уилбура Рокфеллера Свейна и Элизу Меллон Свейн, – сказала она.
В тот вечер мама временно помешалась.
Я потом узнал ее гораздо лучше. И хотя я так и не научился любить ее, как вообще не научился любить, я всегда восхищался ее непоколебимой порядочностью по отношению ко всем и вся. Нет, обижать людей она не умела. Когда она говорила с кем-то, при всех или наедине, ничья честь ни разу не пострадала.
Так что на самом деле это не она, не наша мать, сказала в тот вечер, накануне нашего пятнадцатого дня рождения:
– Ну как мне любить графа Дракулу и его краснощекую невесту? – Это она имела в виду меня и Элизу. Не она, не наша мать вслух спросила нашего отца:
– Как я могла родить на свет пару слюнявых тотемных столбов?
И прочее в том же духе.
* * *
А отец? Он обнял ее и прижал к себе. Он плакал от любви и жалости.
– Калеб, о, Калеб, – сказала она, лежа у него на груди. – Это не я.
– Конечно, не ты, – сказал он.
– Прости меня, – сказала она.
– О чем ты говоришь, – сказал он.
– Простит ли меня Бог хоть когда-нибудь? – сказала она.
– Уже простил, – сказал он.
– Как будто в меня вселился дьявол, – сказала она.
– Так оно и было, Тиш, – сказал он.
Ее помешательство мало-помалу проходило.
– О, Калеб … – сказала ока.
Если вам показалось, что я бью на жалость, то скажу вам сразу: мы с Элизой в те дни были не более эмоционально ранимы, чем Великий Каменный Лик в Нью-Хэмпшире.
Отцовская и материнская любовь была нам нужна не больше, чем рыбе зонтик, как говорится.
Поэтому, услышав недобрые слова матери, даже поняв, что она желает нам смерти, мы отреагировали на чисто интеллектуальном уровне. Мы любили мудреные задачки. Может, мы найдем и решение маминой проблемы – конечно, не доводя дело до самоубийства.