Балаган, или Конец одиночеству (Воннегут) - страница 9

– Вот это да! – восхитился мой брат. Он указал мне на кучевое облако вдали, смахивавшее на пик Пайка1 из взбитых сливок.

Он дал мне послушать щелчки. Два подряд, потом пауза, три подряд, опять пауза.

– Это облако далеко? – спросил я.

– О – миль сто, не меньше, – сказал он.

Я подумал, как это здорово, что мой старший брат умеет запросто разгадывать тайны природы, да еще на таком расстоянии.


* * *

Я закурил сигарету.

Бернард бросил курить, потому что ему нужно прожить еще довольно долго. Ему еще надо поставить на ноги двух маленьких мальчишек.


* * *

Так вот, пока мой старший брат ушел с головой в созерцание облаков, тот интеллект, который достался мне, был занят придумыванием вот этой книги. Я грезил наяву о безлюдных городах и духовном каннибализме, о кровосмешении и одиночестве, о безлюбовности и смерти, и все в таком роде. Моя красавица сестра и я сам изображены здесь в виде жутких уродов, и так далее.

Стоит ли удивляться – ведь мне все это привиделось по дороге на похороны.


* * *

Это история про ужасно старого старца, живущего в развалинах Манхэттена, а все остальные люди почти дочиста вымерли от загадочной болезни, под названием «Зеленая Смерть».

Он живет там со своей невежественной, рахитичной, беременной маленькой внучкой, Мелоди. А кто он на самом деле? Подозреваю, что это я сам – хочу побывать в шкуре древнего старика.

А кто такая Мелоди? Сначала я думал, что она – это то немногое, что осталось у меня в памяти от моей сестры. Но теперь я считаю, что она – это я, когда я представляю себя древним стариком; в ней все, что осталось от моего оптимистического воображения, от моих творческих возможностей.

Хэй-хо.


* * *

Старец пишет свою автобиографию. Он начал с тех слов, которые мне как-то сказал дядя Алекс. Он говорил, что этими словами все религиозные скептики должны начинать свои молитвы на ночь.

Вот эти слова:

– Тому, кого это касается.

Глава 1

Тому, кого это касается:

Сейчас стоит весна. Вечереет.

Дымок от очага, разведенного на мозаичном полу вестибюля Эмпайр Стейт Билдинг на Острове Смерти, стелется над джунглями элентуса, «небесного дерева», заполонившими Тридцать четвертую улицу.

Тротуар под покровом джунглей весь повело, покоробило, вздыбило от мороза и работы вездесущих корней.

В джунглях расчищена маленькая полянка. На этой полянке, на старом заднем сиденье, выдранном из такси, сидит голубоглазый, тощий белый старик со впалыми щеками, двухметрового роста, ста лет от роду.

Это я.

Меня зовут доктор Уилбур Нарцисс-11 Свейн.


* * *

Ноги у меня босые. Я одет в лилово-пурпурную тогу, на которую пошли портьеры, найденные в развалинах отеля «Американа».