– Он открывается? – спросил Рублев.
– Да, только плохо. Давайте я сам.
Через полминуты медальон открылся.
– Вот, смотрите, это мать, а это я с сестрой.
В медальоне была очень маленькая фотография.
– А отец где?
– Как это где, – улыбнулся Сергей, – он же нас фотографировал.
– Документы у тебя какие-нибудь есть?
– Не-а, никаких. Зачем они мне?
– Как это зачем? У каждого человека должны быть документы.
– Так это у человека. А я ведь кто – вор, попрошайка, мойщик машин.
– А если тебя милиция схватит?
– Они, Борис Иванович, документы не спрашивают, завезут в спецприемник, а там уже разбираются. Меня, кстати, там знают, уже четыре раза там побывал.
– И что? – как-то грустно задавал вопросы Комбат.
– Ничего. Я от них убегал.
– Как убегал?
– Не могу я там находиться, душа свободы просит.
– Чего-чего? – переспросил Комбат.
– Свободы душа просит, – Сережка взял сигарету, сунул в рот, щелкнул зажигалкой, затянулся. И тут же закашлялся.
– Нельзя тебе курить, Серега, молод ты еще.
– Но я, между прочим, не только курю, но и пью, – принялся перечислять свои пороки Сергей Никитин.
– И что в этом хорошего?
– А что плохого? Выпью – легче становится.
– Наркотиками не балуешься?
– На наркоту деньги нужны, а их у меня нет. Правда, иногда бывают.
– Когда что-нибудь сопрешь?
– Ага.
– Наелся?
– Я могу есть долго, я, кстати, могу все это съесть.
– Тогда съедай, не стесняйся.
– Вот передохну, Борис Иванович, а потом все съем.
– Ну, ну, давай, – улыбнулся Комбат.
– А вам не жалко?
– Чего? – спросил Рублев.
– Ну, еды, например…
– Не жалко, Серега. Мне тебя жалко.
– А чего меня жалеть? Вы меня жалеть не должны, вы же мне не родня.
«Да, не родня, к сожалению», – подумал Комбат и почувствовал ужасное одиночество, такое одиночество, от которого даже в висках закололо.
Виталий Конопацкий уже второй месяц околачивался в Москве. Не жил, не работал, а именно околачивался – так он сам определял свою теперешнюю жизнь. Приехал он в российскую столицу из Горловки, которая под Донецком. В свое время отслужил в воздушном десанте. Демобилизовавшись, подался в милицию, но к тридцати годам не заработал ни на квартиру, ни на машину. Друзья, его одноклассники, кое-как устраивались в жизни, кто хуже, кто лучше, но все уже обзавелись семьями. И жены бывших друзей не очень-то радостно встречали холостяка, когда тот приходил в гости, хотя за глаза и любили поставить его в пример мужьям. Мол, много не пьет, не курит, каждое утро занимается спортом.
И наконец-то по прошествии десяти лет – после армии – Виталий Конопацкий понял, что его неустроенность в жизни идет от нехватки денег. Не хватало их ему катастрофически. Завод, на котором он работал, простаивал три недели в месяц, зарплату же выдавали чем придется и когда придется, обычно сахаром. А попробуй продай его за живые деньги на Украине, когда всему городу выдали зарплату тем же самым, чем и тебе! Российские перекупщики, иногда приезжавшие в Горловку, скупали сахар мешками за смешные деньги, которые позволяли хоть как-то прожить месяц.