Грязнов сидел и никак не мог понять, всерьез ли это говорит Хазаров или рисуется. Катя тоже недоумевала, она насупила брови и посмотрела на главного врача.
– Я сама могу за себя постоять, Марат Иванович.
– Нет уж, за своих сотрудников и я могу слово вставить. Ты, Грязнов, мерзавец, последний мерзавец! Тут же, при мне, извинись, потому что за тебя я извиняться не намерен.
Грязнов посмотрел сначала на Катю, затем на Хазарова и почувствовал, как краска приливает к его лицу.
– Я перед ней? – тихо проговорил он. – Да она…
– Я тебе сказал заткнуться, если собираешься говорить мерзости! Встань, во-первых, когда говоришь с женщиной, а, во-вторых, если сейчас же перед ней не извинишься, то считай, приехал сюда в последний раз.
Грязнов неловко поднялся, не зная куда деть руки, приблизился к Кате и, глядя поверх ее головы, произнес:
– Извини меня.
– Да разве так прощение просят!?
– С меня достаточно и этого, Марат Иванович.
Голос Кати зазвучал мягче:
– Нет-нет, пусть еще скажет, что это никогда не повторится.
– Ну, Грязнов!
– Это никогда больше не повторится. Катя.
– Вот и все, – с улыбкой развел руками Хазаров. – Если он позволит себе руки распускать или слово плохое скажет, ты. Катя, не стесняйся, сразу ко мне приходи, мы его на место поставим, – теперь Хазаров уже абсолютно спокойно обнял Катю за плечи и легонько встряхнул. – Все в порядке, да?
– Почти.
– Ты мне это из головы выбрось. Думаешь, мне легко?
Всем сложно.
– Я не могу больше этим заниматься, Марат Иванович.
– Может, тебе в отпуск сходить?
– Я недавно была.
– Так это же официальный отпуск.
– Нет, если я буду знать, что вернусь и снова…
Хазаров не дал Кате договорить:
– Прекрасно я тебя понимаю, Катя, всем тяжело – мне, тебе и Грязнову. Потому и срываемся. В каждом деле существуют свои издержки: продавец обвешивает, гаишник берет взятки, банкир клиентов обсчитывает, политики обманывают, а врачи лечат. Правда ведь, Катя?
Женщина растерянно кивнула.
– А лечения без боли не бывает, согласись.
– Я могу идти?
Хазаров взял Катю за руку и заставил посмотреть себе в глаза.
– Это больше не повторится?
Женщина колебалась, но затем все-таки ответила:
– Нет.
– Вот и чудненько, и отлично. Можешь идти. И помни, если он тебя обижать будет, только мне скажи, вмиг разберусь. А хочешь, я ему сейчас по морде заеду или сама пощечину дай?
– Я пойду.
– Ну вот мы все и уладили. Нет неразрешимых проблем.
Женщина ушла, осторожно прикрыв за собой дверь.
– Марат Иванович, – Грязнов потерял былую уверенность.
– Идиот, – прошипел Хазаров, – ты мне все дело испортишь! Эмоции свои держи при себе, они делу только мешают. Она же, сучка, все испортит, если ты, Валера, на нее наезжать начнешь, нервы сдадут в самый неподходящий момент, понял? Я бы ее и сам своими руками придушил, если бы она что-то сделала, а Катя только подумала, только засомневалась. А ты вместо того, чтобы эти сомнения развеять, успокоить, пугать ее вздумал. Есть люди, которых можно запугать, но она не из тех, как и ты, кстати.