«Вот когда мой талант стал нужен людям, востребовался наконец. А ведь до этого я прозябал, занимался всякой хренью. Тут иконку подновлю, там копию голландцев намалюю с дичью и фруктами…»
В последнее время на такие картины имелся большой спрос, правда, платили за них не так много – долларов сто-двести. Жить можно, но не разгуляешься – улетали деньги мгновенно. А вот в последнее время Олег Иосифович Брусковицкий занимался очень серьезным делом.
Картины, которые ему приносили, хранились в железном несгораемом шкафу, каждая завернута во фланель.
Картины были без рам и небольшого размера, так что в шкаф они вмещались все.
А в каком жутком состоянии они поступали к реставратору! Олег Иосифович хватался за голову, иногда даже грязными, перепачканными то лаком, то краской, то клеем руками.
– Боже, Боже, – приговаривал он, – где же эта картина хранилась? Она в таком ужасном состоянии.
На некоторых холстах красочный слой отслаивался и был виден грунт, а то и переплетение нитей волокна.
– Боже, кто их так?
– Это не твоя забота, Олег Иосифович, твое дело другое. Эти холсты не тронь, а сделай мне точно такие картины.
– Как, такие же?! – восклицал Олег Иосифович.
– Да, точно такие, – говорил заказчик, поблескивая стеклами очков.
Заказчик никогда не раздевался, он ходил по мастерской в верхней одежде. И ведь что удивительно – странный этот мужчина за полтора года знакомства даже ни разу не испачкался, хотя возможностей для этого в мастерской Брусковицкого имелось предостаточно. Баночки с красками, кисти, грязные тряпочки, бутылочки с лаком, с маслом, всевозможными разбавителями, мастиками стояли открытыми на столах, табуретках, даже на полу.
Гость скорее всего тоже был в прошлом художником, в искусстве разбирался прекрасно. Но его правая рука была спрятана в черную перчатку, и Брусковицкий догадался, что его гость и заказчик работать ею не может, что-то случилось, она перестала служить хозяину.
Деньги гость отсчитывал левой рукой, левой же и указывал на всевозможные изъяны, делая весомые замечания по поводу работы Олега Иосифовича Брусковицкого.
– Вот тут мазок словно из плоскости картины торчит, вы уж его в плоскость верните.
– Не может быть!
– А вы посмотрите не со своего места, а с моего.
– Точно, я-то при таком освещении не смотрел на нее под углом.
Такие разговоры звучали в мастерской реставратора редко, заказчик толк понимал, но по мелочам не придирался.
Хозяин мастерской открыл дверь. Гость пожаловал с абсолютно бесстрастным лицом, в левой руке он держал черный кожаный кейс с кодовыми замками. Его начищенные до зеркального блеска ботинки казались в грязной мастерской реставратора чем-то инородным.