– Нет, наверное. Пойду поговорю с ней. Потом уж вместе поужинаем…
* * *
– Все, дочь, – решительно сказал Борис Степанович, как только они с Ириной остались наедине в его кабинете, – кончай ходить вокруг да около, говори толком – что стряслось? Зачем я тебе срочно понадобился? У тебя что, финансовые неприятности? Тебе нужны деньги?
– Не надо мне твоих денег.
– Тогда что же?
– Смотри! – с этими словами Ирина сняла свои огромные очки и повернулась к отцу.
Здоровенный синячище под левым глазом уже вполне "созрел", налившись густой синевой, которая проступала даже сквозь толстый слой крем-пудры. Таким же образом замаскированная ссадина на правой скуле могла бы быть почти незаметной, если бы не набрякшая на скуле опухоль, нарушавшая все пропорции лица.
Лицо дочери было ужасно, и Борис Степанович отвел глаза, не желая все это видеть.
– Нравится? – прозвучал в наступившей тишине вопрос дочери, и генерал вздрогнул: сколько в ее голосе было ненависти, упрека, жестокости!
– В каком смысле? – пробормотал Тихонравов, не зная, как реагировать.
– В прямом. Тебе нравится, как меня разукрасили? Тебе нравится, что у меня все тело в таких синяках? Тебе нравится, что меня чуть не изнасиловали втроем? Тебе нравится, что меня заставляли сосать хрен?
– Иришка, что ты говоришь…
– То, что было!
– Когда?
– Пару часов назад.
– Где?
– В моей собственной квартире. Меня поджидали трое кавказцев. Эти черные обезьяны точно знали, чего хотели. Они ждали именно меня.
– Но я тут при чем? Почему ты разговариваешь со мной в таком тоне, Иринка?
– Знаешь почему, папочка? Потому что это все из-за тебя, из-за твоих проклятых дел. Это потому, что ты никак денег досыта не нажрешься…
– Ира, помолчи!
– Сам помолчи! Знаешь, что эти подонки сказали мне напоследок?
– Что?
– Чтобы я передала тебе привет. Что ты не выполнил какой-то контракт, просрочив договор, и что это для тебя последнее предупреждение.
– Но почему они поступили так? Ты-то тут при чем? – Борис Степанович побледнел. Он сразу понял, чьих рук это дело, и оценил, насколько серьезна сложившаяся ситуация. А ведь он до последнего не верил, что Муса сможет оказаться настолько подлым, что он на самом деле осуществит свои угрозы в отношении его семьи!
– Я не знаю, папочка, при чем тут я. Я и пришла к тебе, чтобы узнать это.
В комнате воцарилось тяжелое молчание.
Тихонравов пытался лихорадочно обдумать сложившуюся ситуацию, найти выход из нее, преодолеть цейтнот, в котором он оказался.
Заявить в милицию? Да ведь сам по уши в дерьме, повязан настолько, что не сможет сделать этого никогда! Иначе сидеть ему до конца дней своих.