Потапчук вздохнул.
— И что за жизнь пошла, — сказал он с тоской. — Я понимаю, это звучит как стариковская воркотня, но раньше во всем, что мы делали, был хоть какой-то смысл. Идея была...
— Да, — с кривоватой улыбкой сказал Глеб, — идея действительно была. Да какая идея! Вот послушайте.
Он встал с табурета, рывком подвинул к себе один из картонных ящиков, стоявших на полке, порылся в нем, выудил оттуда какой-то пыльный блокнот, быстро перелистал страницы и прочел:
— “Всеобщая война, которая разразится, раздробит славянский союз и уничтожит эти мелкие тупоголовые национальности вплоть до их имени включительно”.
— Чего? — растерялся Потапчук.
— “Да, ближайшая всемирная война сотрет с лица земли не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы, и это также будет прогрессом, — с торжественным видом прочел Глеб. — Мы знаем теперь, где сосредоточены враги революции: в России и в славянских землях Австрии... Мы знаем, что нам делать: истребительная война и безудержный террор”.
— Это что за бред? — сердито спросил Федор Филиппович. — Кто это — Ницше, Геббельс?
— Классиков надо узнать, — заявил Глеб. — Особенно вам, генералу ФСБ, коммунисту с тридцатилетним стажем. И не надо катить бочки на Ницше. Он был умнейший человек, ему просто не повезло с последователями. А это, чтоб вы знали, Энгельс.
— Да ну?! — на сей раз генерал изумился совершенно искренне. — Дай-ка я прочту глазами...
Глеб молча отдал ему блокнот. Потапчук пробежал глазами переписанные от руки строчки и покачал головой.
— Истребительная война и безудержный террор, — повторил он вслух. — Безудержный... Мелкие тупоголовые национальности... Как тут не стать антисемитом, а?
— Я бы сказал, антикоммунистом, — уточнил Глеб, забирая у него блокнот и возвращая его на место, в ящик.
— А, это один хрен, — махнул рукой генерал, заставив Сиверова рассмеяться.
Кофеварка на полке засопела, захрюкала и окуталась облаком ароматного пара. Слепой выключил ее, подождал, пока последние капли кипятка пройдут через бумажный фильтр, извлек прозрачную колбу, в которой плескалась темно-коричневая жидкость, и сделал приглашающий жест в сторону генерала.
— Пожалуй, — нерешительно согласился Федор Филиппович. — Только разбавь холодной водичкой. Да сильнее, сильнее разбавляй, не жалей воды! Знаю я твой кофе, он мертвого на ноги поднимет, а у меня мотор барахлит.
— Так бы и сказали, что хотите воды... — сказал Слепой. — В общем, смешивайте себе ваш коктейль сами.
Он поставил перед генералом чашку с кофе и стеклянный кувшин с холодной водой, а потом, подумав, выудил откуда-то из-под стола бутылку коньяка и поставил рядом.