Тогда бармен быстро огляделся по сторонам, вынул из кармана трубку мобильного телефона, вызвал из памяти какой-то номер и стал ждать, про себя считая гудки.
— Добрый вечер, — вежливо сказал он, когда на том конце провода сняли трубку. — Эдуарда Альбертовича, будьте так добры... Да, жду. Спасибо... Учитель, — совершенно другим, не своим голосом, со странным надрывом произнес он после продолжительной паузы, — Учитель, нам нужно срочно встретиться и поговорить с глазу на глаз. Да, немедленно. Очень срочно. Это жизненно важно, Учитель. Да. Мне кажется, я нашел смысл жизни.
Менее чем через час Паштет уже инструктировал своих людей, сидевших в салоне микроавтобуса с затемненными до предела стеклами. Микроавтобус стоял в тенистом, обсаженном высокими липами дворе, напоминавшем узкое ущелье между двумя длинными рядами одинаково уродливых пятиэтажных домов из посеревшего от времени силикатного кирпича. Несмотря на вечерний час, в салоне было душно, пахло соляркой, горячей синтетической обивкой сидений и чьими-то носками. Кто-то закурил, но на него зашикали со всех сторон даже раньше, чем Паштет успел открыть рот.
— Ладно, ладно, — заворчал незадачливый курильщик, гася сигарету о подошву ботинка, — уже все... Тоже мне, друзья здоровья...
— Так, — сказал Паштет, и все замолчали. — Значит, лет ему около тридцати — может, чуть меньше. Ездит на серебристой “десятке”. Невысокий, чернявый. Малахольный. Прошляпите — закопаю, ясно? Не стрелять ни в коем случае, он мне нужен целым и невредимым. Руки зря не распускать, а то знаю я вас, обломов тамбовских. Ерема, это особенно тебя касается. Пальцем его тронешь — голову оторву.
— А если он будет сопротивляться? — обиженно прогудел огромный, как трехстворчатый шкаф, Ерема, привычно поглаживая перебитую обрезком водопроводной трубы переносицу.
— Не будет, — сказал Паштет. — Он ученый, математик, а не спецназовец. Какое там, на хрен, сопротивление! Ну разве что за палец укусит, так нечего свои обрубки ему в рот совать. Не бить, ясно? Особенно по голове. Он, в отличие от вас, головой думает.
Кто-то коротко хохотнул. Паштет посмотрел в ту сторону, и в машине снова наступила тишина.
— Все ясно? — спросил Паштет. — Да, когда возьмете... если возьмете, сразу везите его ко мне на дачу. Только гляделки ему завяжите, чтоб мочить потом не пришлось. И еще. Сначала загляните в квартиру и заберите все, что хотя бы отдаленно напоминает электронику: компьютер, принтер — в общем, все. И всю бумагу тоже.
— И старые газеты? — осторожно съязвил кто-то.
— И старые газеты, — спокойно подтвердил Паштет. — Мало ли что он на них записал. Эти ученые вечно пишут на чем попало, — добавил он, немного подумав. — Еще вопросы есть?