– Лучше, лучше… Наверное, вы точно, Федор, родились под счастливой звездой. Чтобы пот так, после таких увечий и остаться в живых – просто невероятно!
Наверное, вам Бог соломку подстелил.
– Да нет, доктор, – улыбнулся Глеб, морщась от боли. – Просто старая привычка. А привычка – вторая натура Услышав взрыв, я забрался под топчан. Вот это меня и спасло.
– Ну, до этого надо еще додуматься, успеть сообразить.
– Я не думал и не соображал. Пока бы я размышлял, что мне делать, наверняка меня двадцать раз раздавило бы в лепешку. Я действовал автоматически, как робот.
– В общем-то, у вас все в порядке. Но полежать еще недельки две придется.
– Скажите, Павел Николаевич, на улице холодно?
– Да, настоящая зима. Градусов девять. Морозец, снежок идет. – .
– Я люблю, когда идет снег.
– Я тоже люблю, – признался хирург. – Хотя Новый год я не люблю с детства.
– Почему, доктор? – удивился Глеб.
– Я не люблю запах хвои. Он вызывает у меня очень неприятные ассоциации.
– Понимаю вас, – сказал Глеб, сжимая и разжимая пальцы рук.
– Я смотрю, вы уже гимнастикой занялись?
– Надо, доктор, надо.
– Ну что ж, продолжайте в том же духе. Но смотрите, не переусердствуйте, будьте осторожны. У вас слишком много повреждений, так что поаккуратнее.
– Да-да, доктор, я понял.
– Ну, если вам все понятно, то до встречи. Вечером обязательно зайду.
– Буду рад вас видеть.
– Да, кстати, совсем забыл. Полковник Поливанов передал вам магнитолу и диски. Я сейчас попрошу, чтобы принесли.
– Магнитолу и диски? – изумленно посмотрел на хирурга Глеб.
– Да, какие-то диски. Я глянул, там сплошная классика – Верди, Моцарт, Россини, Пуччини. Наверное, вам нравится?
– Да, я люблю классическую музыку.
– А вот я к ней абсолютно равнодушен. Она меня почему-то не трогает.
– Кому что, доктор.
– В общем, я сейчас скажу, чтобы принесли.
Глеб прикрыл глаза в предвкушении удовольствия.
Он даже забыл о боли, которая буквально наполняла его тело, разрывая на части. От морфия Глеб отказался, он решил привыкать к боли, решил научиться ее переносить, вернее, приучить себя к ней. Ведь доктор сказал, что ему еще как минимум месяца четыре или пять придется жить с болевыми ощущениями.
«Ну, скорее же несите магнитолу!»
Глеб открыл глаза и принялся следить за плавным кружением снежинок, за их обязательным падением.
– Идут белые снеги, – шептал Глеб, – как по ниткам скользя. Жить да жить бы на свете, да, наверно, нельзя…
«А Поливанов молодец. И самое главное – что я не просил его об этом, он сам догадался. С музыкой я скорее встану на ноги, в пять раз скорее. И не буду лежать две-три недели, уже через семь-восемь дней я начну ходить. Ходить! – четко повторил себе Глеб. – Ты должен ходить! А если должен, то встанешь».