Олег почему-то подумал, что вот если бы сейчас их микроавтобус налетел на какой-нибудь бензовоз или врезался в грузовик, вспыхнул, загорелся, взорвался, то тогда, может быть, тысячи наркоманов остались бы без наркотиков. И, возможно, еще тысячи или десятки тысяч людей были бы счастливы, не стали бы наркоманами.
Но он прекрасно помнил слова своего шефа, Станислава Семеновича Бархаткова, который, когда Олег впервые заговорил с ним о том, что они занимаются грязным делом, сказал:
– Слушай, Олег, ты годишься мне в сыновья. И я хочу тебе сказать так, как я сказал бы своему сыну. Если не ты, если не я или Кормухин, то все равно кто-нибудь сделает это И скорее всего, уже делает. А тут самое главное, что мы первые Представляешь, если бы не мы сделали нейтронную бомбу, я уверен, ее сделал бы кто-нибудь другой. Важно было изготовить ее первыми.
– Это все разговоры.
– Нет, это не разговоры, – возразил Бархатков, – это жизнь. И от нее никуда не денешься. Сейчас, по крайней мере, ни ты, ни твоя жена, ни дети не думают о будущем. Оно ясно, обеспечено, и ты можешь заниматься своими проблемами, можешь работать на самых мощных компьютерах, которые тебе предоставили, можешь заниматься опытами, можешь продолжать синтезировать. В принципе, это наука.
– Да, это, конечно же, наука. Но мои находки и ваши находки, Станислав Семенович, идут не во благо.
– А ты думаешь, Эйнштейн все делал во благо? Он просто об этом не думал.
– Вот в том-то и разница, – заметил Олег, – что он не думал. Он просто делал одно открытие за другим, а мы с вами заранее знаем, куда и для чего пойдут наши открытия. Я уже вижу горящие глаза наркоманов, вижу, как они тянутся к ампулам, к порошку, как дрожат их руки, а из уголков рта у них течет слюна. Вижу, понимаете?
– Ой, понимаю, Олег. Лучше об этом не думай. Занимайся делом. Отправишь детей учиться за границу, и все у тебя будет хорошо.
Имелось еще одно обстоятельство, которое заставило Олега Пескаренко заниматься тайным производством наркотиков. Но вспоминать об этом обстоятельстве ему не хотелось, оно вызывало саднящую боль, как незажившая рана.
Дочь Пескаренко, Саша, которой сейчас было уже семь лет, в два года заболела. Никто ничем не мог помочь ребенку. Только в хорошей зарубежной клинике могли сделать сложнейшую операцию по пересадке костного мозга. Операция стоила больших денег, огромных. Олег тогда даже боялся назвать эту цифру. И вот если бы не Савельев и не Станислав Семенович Бархатков, скорее всего, его девочка была бы уже мертва. А так они дали деньги, все устроили, и его жена Инна вместе с дочкой на три месяца отправилась в Южную Африку.