- Вот тебе и "ну"... Устоять, говорю, практически невозможно. Ну, я наемся до отвала, а уж чаем нальюсь по самые брови, а потом это.., бегаю туда-сюда, как заведенный. А зима, мороз трескучий, удобства все во дворе и, главное, далеко. Оделся - разделся, оделся - разделся, как молодой солдат у глупого сержанта."
- И что?
- Да ничего. Сбегаешь раз пять, и уже не до главного блюда. Зачем, думаю, я сюда приперся? Еще отморожу что-нибудь, бегавши...
- Фи, - сказал Марат Иванович, - казарма. Так я не понял, ты отведал главное блюдо или нет?
- И этот человек обзывает меня казармой. Имей совесть, Марат Иванович, мы же все-таки о женщине говорим. И потом, это была притча. Ты главную идею понял?
- Понял, понял, - проворчал Пигулевский, снимая чайник с плиты и наполняя заварник.
- И что теперь?
- А ничего. Сейчас будем пить чай.
Илларион хмыкнул: сбить Пигулевского с намеченного курса было не так-то просто. Впрочем, чай у Марата Ивановича действительно был отменный. За чаем они болтали о пустяках, в соответствии с пожеланием Пигулевского "нагуливая аппетит". Наконец, чай был выпит, чашки убраны, и на поверхность стола лег тяжелый том в темном сафьяновом переплете. Илларион нетерпеливо сунулся вперед, чтобы взглянуть на дату издания, и весьма чувствительно получил по рукам.
- Драка - не аргумент, - заметил он.
Марат Иванович, не обратив на его слова внимания, бережно открыл книгу и, осторожно повернув, продемонстрировал Иллариону фронтиспис и титульный лист. Илларион взглянул на дату - 1836, - и попытался прочесть набранный готическим шрифтом латинский заголовок.
- Что-то такое насчет Святого Иоанна, - сказал он наконец. - Жаль, в латыни я не силен... Погоди, погоди...
Это что же - та самая?
- "Явление Святого Иоанна", - сияя, как новенький пятак, подтвердил Пигулевский.
"Явление Святого Иоанна" было написано магистром Тиниусом из Лейпцига в тюрьме, где этот почтенный ученый муж делился баландой с крысами в течение двадцати двух лет. Магистр был страстным библиофилом и в разное время убил двух человек, чтобы раздобыть денег на книги. Десять лет он отсидел за решеткой, пока длилось следствие, и еще двенадцать ему прописали за шалости, так что в сумме как раз и получилось двадцать два - законы в тогдашней Германии были не те, что в нынешней России, и срок заключения во время следствия в зачет не шел. Илларион узнал эту историю от Пигулевского, а потом вычитал в каком-то библиографическом исследовании.
- Ты посмотри, какой экслибрис! - подпрыгивая от нетерпения, как мальчишка, воскликнул Пигулевский и перевернул страницу.