— Это не смешно, Федор, — поморщившись, сказал Корнеев. — Во-первых, за тигрятину мы бы с тобой просто не расплатились, а во-вторых, никаких поводов для веселья в этой истории нет. Я понимаю, ты служишь в серьезном ведомстве и привык заниматься совсем другими проблемами — терроризм, шпионаж… Что тебе какие-то тигры? Что есть они, что нет их — тебе, москвичу, генералу, это безразлично. Вот если бы вымерли коровы или, к примеру, свиньи, ты бы это почувствовал, Отбивные-то, небось, по-прежнему любишь? А тигры что? Подумаешь, тигры! Жалко, конечно, но, с другой стороны, об этом очень легко забыть, перестать думать. Мы ведь тоже не вечны. Вымрут тигры, мы тоже рано или поздно умрем, а правнуки наши даже и не вспомнят, что жил когда-то на свете такой зверь — уссурийский тигр. Будут про него в учебниках читать, как про динозавров. Вымерли, мол, в процессе естественного отбора, не выдержав конкуренции с царем природы…
Федор Филиппович перестал жевать, аккуратно положил вилку на краешек тарелки и, промокнув губы салфеткой, внимательно всматривался в лицо собеседника. Корнеев был очень взволнован. Он говорил горячо и торопливо, словно боялся, что его перебьют, не дадут договорить. На скулах у него заиграли желваки, глаза сузились, и каждую свою фразу он подчеркивал, ударяя ребром ладони по краю стола. Удары эти постепенно усиливались, посуда на столе начала тихонько позвякивать, и Федор Филиппович понял, что на них вот-вот начнут оглядываться.
— Погоди, — сказал он, дождавшись короткой паузы в речи Корнеева, — не ломай мебель. Ты чего раскипятился? Я же с тобой не спорю. Охрана природы — дело важное. Может быть, даже гораздо более важное, чем те дела, которыми занимаюсь я. В конце концов, когда лет через сто все мы почувствуем нехватку кислорода, террористам станет не до терроризма, а шпионам — не до шпионажа… И я очень рад, что этим делом наконец-то занялись серьезные, состоятельные люди, умеющие не только болтать, но и делать деньги. А с другой стороны, до нехватки кислорода мы можем просто не дожить. Нажмет какая-нибудь обкуренная сволочь на кнопку, и вымрем все, как динозавры, вместе с тиграми и лягушками… Так что, Николай, мы с тобой оба заняты важными делами: ты своим, а я — своим. Ты достаточно слабо разбираешься в специфике моей работы, а я в твоей вообще не разбираюсь. И это нормально, разве нет? Короче говоря, я был бы тебе благодарен, если бы ты перешел непосредственно к делу.
Корнеев неопределенно хмыкнул и подлил ему водки. Федор Филиппович не стал возражать, хотя его рабочий день еще не закончился.