- Лабвакар! - завопил телевизор. - Ригасвагонрупницас коммунисти ун виси страдниеки...
Степаниду это смутило.
- А по-русски он у тебя не умеет говорить? - спросила она.
- Не умеет. Я его еще не настроил. Скажи и на этом спасибо.
- Спасибо, - ехидно откликнулась Степанида, но телевизор выключать не стала.
Я рассердился.
- Что за прелесть! Клуб полиглотов. Одна читает "Диену", другая смотрит новости на латышском... Выруби телевизор, Самохина.
- Ну вот еще. Дай новости послушать.
- Блин! Я же писать не могу!
- Не пиши. Подумаешь... Сам вызвался.
- Кто, я вызвался? Последний раз говорю: выключи телевизор!
- Ты пойми, - горячо заговорила Степанида. - Если бы он по-русски говорил, ты бы вообще писать не смог.
- Я и так не могу. Страдниеки... Кошмар какой-то.
- Ладно, Балаховский, - вздохнула Степанида. - Предлагаю компромисс: ты сейчас не пишешь эту телеграмму, а на ночь вы с Иркой приходите ко мне, мы пьем "Сибирскую", жрем пельмени, и пишем.
Сил сопротивляться уже не было.
- Пельмени-то хоть не магазинные?
- О! - воскликнула Самохина. - Обижаешь. Пельмени домашние.
7
У входа в главный корпус мы встретили Рената Галимова и князя Гурко. Где они нашли друг друга - неизвестно. Теперь, обремененные выпитым, они ковыляли по направлению к столовой.
- Все-таки надо что-нибудь съесть, - объяснил мне Гурко.
Выглядел он удручающе: мешки под глазами, лицо серое. Замшевая курточка была покрыта хлебными крошками, на воротнике висел обрывок фольги. Видимо, они закусывали плавленым сыром.
Ренат выглядел много бодрее.
- Это мой спаситель! - радостно кричал он и тыкал в меня пальцем. Степанида, поцелуй его! Ну, поцелуй!
- Ренатик, золото, не гони волну, - сказала Самохина. - Я лучше тебя поцелую.
И поцеловала.
- Говорят, вам в Уфе памятник стоит, - ревниво заметил я.
- Не памятник, а бюст, - ответил Галимов, стараясь придать голосу равнодушный оттенок. - На Аллее трудовой славы. Работы Баймухамеда Адырова. Вы любите работы Адырова?
- Да, это зрелый мастер, - выдавил я.
Никакого Адырова я, конечно, знать не знал.
- А почему вы спирт не пришли кушать? - продолжал Галимов.
- Спасибо, успеется еще.
- Это как сказать... - заметил живой классик и, обнимая падающего Гурко, направился с ним вместе в столовую.
Мы двинулись им вослед.
- Неужели все выдули, а? - задумалась Степанида. - Быть не может. Если в пять часов было шесть литров, то к семи часам... - Она пошевелила губами, что-то подсчитывая. - Ну, литр, от силы полтора. И то много.
На ступеньках, ведущих к столовой, Гурко все-таки упал.